«Комиссия» 1767 года

В этот декабрьский день 1766 г. над Москвой плыл колокольный перезвон. Во всех церквах торжественно читали манифест Екатерины II о созыве Комиссии для составления Нового уложения. Действующий свод законов — Уложение 1649 г. — к этому времени безнадежно устарел. Составить новое Уложение пытались и при Петре I, и при Елизавете Петровне, но его так и не составили. На этот раз, как уверял екатерининский манифест, Уложение должны были составить депутаты всех категорий (сословий) населения страны. При этом избиратели вручали своему депутату наказ, в котором указывали свои «нужды и отягощения», свои пожелания, требования и просьбы в отношении будущих законов.

В манифесте о созыве Комиссии Екатерина заявила, что наказы ей нужны, чтобы знать, «о кем пещись (заботиться) должно». Получалась совершенно неожиданная для самодержавно-крепостнической России картина. Представители народа собраны, чтобы составить новые справедливые законы, а императрица только и думает о том, как лучше обеспечить счастье и благополучие народа. Ведь в своем «Наказе», изданном в день открытия «Комиссии», Екатерина обещала «искоренение зла и всяких неправд и утеснений», заявляла, что «ее первое желание есть видети наш народ столь счастливым и довольным, сколь далеко человеческое счастие и довольствие может на сей земле простираться». Взамен она требовала от народа безоговорочного повиновения и послушания властям всех рангов, начиная от императрицы и кончая уездным воеводой и помещиком.

Нетрудно догадаться, что избранный способ выработки Нового уложения преследовал цель сгладить остроту социальных противоречий в стране, укрепить положение Екатерины на престоле, который она захватила в 1762 г., не имея на него никаких прав, и, что самое главное, предотвратить все нараставшую угрозу перерастания крестьянских волнений в общерусскую крестьянскую войну.

Манифест и «Наказ» Екатерины изобиловали самыми пышными декларациями и обещаниями. Но практические действия екатерининского правительства отличались от них, как небо от земли. Уже приложенный к манифесту «Порядок выборов депутатов» отчетливо показал, о ком собиралась «пещись» императрица. Дворяне, составлявшие лишь полпроцента населения страны, были представлены в Комиссии 223 депутатами. К ним примыкали депутаты казачьей старшины, которые на Украине и на Дону мало чем отличались от дворян, феодализирующаяся знать нерусских народов, чиновники, избранные депутатами от ряда городов. В результате категории, составлявшие меньше десятой части всего населения страны, имели в «Комиссии» почти 450 депутатов из 570.

Как же это получилось? Представителями помещичьих крепостных крестьян и защитниками их интересов в «Комиссии» Екатерина объявила помещиков, интересы дворцовых крестьян, т. е. принадлежавших дворцовому ведомству, представляла она сама, а экономических (бывших монастырских) крестьян, находившихся в ведении Коллегии экономии, представлял президент этой коллегии. Таким образом, все эти категории крестьян были лишены права представлять наказы и посылать депутатов. Этого права были лишены также крестьяне Украины и Прибалтики под тем предлогом, что «они и из древних времен никогда ни в какие государственные соображения допускаемы не были».

Так, более 80% населения не получили права посылать депутатов и представлять свои наказы. В Комиссии было лишь 29 депутатов приписных (приписанных к заводам) и черносошных (незакрепощенных) крестьян да 42 депутата однодворцев — потомков мелких служилых людей, которые в XVIII в. были превращены в одну из категорий государственных крестьян. К этому надо добавить, что выборы крестьянских депутатов и составление наказов проходили под контролем царских властей и местных дворян, которые бесцеремонно устраняли неугодных кандидатов, вмешивались в составление наказов. Вот один из многочисленных примеров: в своей челобитной однодворцы Белгородского уезда писали, что местный воевода, собрав их, «мучил батожьем немилостиво, приговаривая: не выбирайте уездного поверенного... и не пишите об общественных нуждах и недостатках... И ежели будете писать, то помучу на смерть».

В то самое время, когда издавался манифест о созыве «Комиссии» и писался екатерининский «Наказ», продолжалась раздача помещикам государственных крестьян, беспощадно подавлялись их выступления. К указам, которые предоставили всем помещикам права ссылать по своему усмотрению любого крестьянина на каторгу, Екатерина добавила самый жестокий за всю историю крепостничества указ 22 августа 1767 г.: любая жалоба крестьян на помещика была объявлена преступлением, которое каралось наказанием кнутом и ссылкой на каторгу.

В этих условиях и с таким составом Комиссии можно было не беспокоиться: Новое уложение будет таким, какое нужно для сохранения и укрепления самодержавно-крепостнического строя. Летом 1767 г. в Грановитой палате Московского Кремля, где в XVI — XVII вв. происходили самые торжественные церемонии, «Комиссия» начала свою работу. Во главе ее Екатерина поставила князя А. Вяземского и генерала А. Бибикова, отличившихся невиданной жестокостью при подавлении волнений крестьян в центре страны и на Урале.

Депутатам прочитали екатерининский «Наказ». Далее дворянские депутаты внесли предложение, инспирированное самой царицей: в благодарность за «мудрость и заботы о счастье подданных» преподнести ей титул «Великой, Премудрой Матери Отечества». Подписанное всеми депутатами, это решение было необычайно важным для Екатерины, так как закрепляло ее право на престол.

Все шло, как было задумано. Читались существующие законы, 'вносились предложения что-то изменить в них, дополнить, исходя из екатерининского «Наказа». Дворяне на все лады восхваляли свои заслуги и требовали еще большего расширения своих сословных прав и привилегий. Купцы претендовали на монопольное право торговли, просили предоставить и им право владеть крепостными.

После перерыва, весной 1768 г., Комиссия возобновила свою работу, на сей раз в Петербурге. Читались существующие законы о наказании беглых крестьян. Дворяне потребовали, чтобы в Новом уложении эти наказания были усилены. Неожиданно угличский канцелярист И. Сухопрудский заявил, что нужно сначала выяснить причины побегов. Может быть, они порождены «несносной нуждой крестьян», «всегдашними беспременно работами», «частыми напрасными побоями и другими жестокостями»? Мысль Сухопрудского подхватил казанский однодворец Василий Кипенский. Нужно, чтобы помещики крестьян «работами и оброками не отягощали», тогда и беглых не будет.

Сначала крепостники не придали этим выступлениям значения. Ответ был давно готов: крестьяне бегут только из-за пьянства, лени или спасаясь от заслуженного наказания. Но тут выступил артиллерийский офицер Григорий Коробьин, который прямо заявил, что причина бегства крестьян — поведение помещиков, которые отягощают их непомерными работами на барщине, разоряют, забирают у них то, что они заработали тяжелым трудом. Значит, нужно думать не о наказании беглых, а покончить с произволом помещиков в отношении имущества и личности крестьянина, определить размеры крестьянских повинностей, запретить помещикам требовать с крестьян свыше того, что установлено законом; нужно установить, что все имущество крестьянина принадлежит ему и что помещик не имеет права вмешиваться в распоряжение этим имуществом.

Это уже было серьезно. Речь шла об ограничении крепостного права и уничтожении произвола помещиков, и предлагал это не какой-нибудь однодворец или приписной крестьянин, а дворянин. Еще серьезнее было, что это предложение поддержали депутаты : от архангельских крестьян — Иван Чупров, от нижегородских — Иван Жеребцов, от уральских — Федор Полежаев, казак Андрей Алейников, однодворец Петр Гридин. Можно только поражаться мужеству и достоинству депутатов от «подлых сословий» (так их называли официально в отличие от «благородных» дворян), которые вступили в спор с их сиятельствами, превосходительствами и высокоблагородиями и камня на камне не оставили от их аргументов.

Но на этом дело не окончилось: украинский офицер Яков Козельский предложил считать максимальной нормой барщины два дня в неделю, предоставить крестьянам неограниченное право собственности на движимое имущество и передать им землю в наследственное владение «без участия помещиков». Еще дальше пошел однодворец Андрей Маслов, утверждавший, что, какие законы ни принимай, какие размеры повинностей ни устанавливай, помещики все равно будут грабить, истязать, притеснять крестьян. Нужно отобрать крестьян у помещиков, раздать землю крестьянам, которые станут платить подати государству; а государство, если захочет, часть этих податей может отдавать помещикам.

Так неожиданно для Екатерины II, ее подручных и депутатов-дворян вопрос о положении крестьян и крепостном праве оказался в центре внимания Комиссии. Более того, чем дальше шло его обсуждение, тем ближе маленькая группа депутатов, выражавших и отражавших интересы народа, подходила к требованию полного уничтожения крепостного права, требованию земли и воли. Все попытки опровергнуть мнение этих депутатов, заставить их замолчать терпели неудачу. Обстановка с каждым днем накалялась и становилась все опаснее. В создавшихся условиях Екатерина воспользовалась начавшейся войной с Турцией и под этим предлогом распустила Комиссию.

«Комиссия» не завершила своей работы, но на ее заседаниях впервые подверглись острой критике и осуждению помещичий произвол и крепостные порядки в стране. Попытка Екатерины, этого «Тартюфа в юбке и короне», как назвал ее Пушкин, использовать Комиссию в целях укрепления самодержавно-крепостнического строя и предотвращения угрозы крестьянской войны потерпела полную неудачу.