Рыцари

Вокруг рыцарей, которых одни называют неустрашимыми воинами, преданными

вассалами, защитниками слабых, благородными слугами прекрасных дам,

галантными кавалерами, а другие — неустойчивыми в бою, нарушающими своё

слово, алчными грабителями, жестокими угнетателями, дикими насильниками,

кичливыми невеждами, вертелась в сущности история европейского

средневековья, потому что они в те времена были единственной реальной

силой. Силой, которая нужна была всем: королям против соседей и непокорных

вассалов, крестьян, церкви; церкви — против иноверцев, королей, крестьян,

горожан; владыкам помельче — против соседей, короля, крестьян;

крестьянам — против рыцарей соседних владык.

Горожанам, правда, рыцари были не нужны, но они всегда использовали их

военный опыт. Ведь рыцарь — это прежде всего профессиональный воин. Но не

просто воин. Рыцарь, рейтер, шевалье и т.д. на всех языках значит всадник.

Но не просто всадник, а всадник в шлеме, панцире, со щитом, копьем и мечом.

Всё это снаряжение было весьма дорогим: ещё в конце Х в., когда расчёт

вёлся не на деньги, а на скот, комплект вооружения, тогда ещё не столь

обильного и сложного, вместе с конём стоил 45 коров или 15 кобылиц. А это

величина стада или табуна целой деревни.

Но мало взять в руки оружие — им надо уметь отлично пользоваться. Для

этого необходимы беспрестанные утомительные тренировки с самого юного

возраста. Недаром мальчиков из рыцарских семей с детства приучали носить

доспехи — известны полные комплекты для 6—8-летних детей. Следовательно,

тяжеловооружённый всадник должен быть богатым человеком, располагающим

временем. Крупные владетели могли содержать при дворе лишь очень небольшое

число таких воинов. А где взять остальных? Ведь крепкий крестьянин, если и

имеет 45 коров, то не отдаст их за груду железа и красивого, но не годного

для хозяйства коня. Выход нашёлся: король обязывал мелких землевладельцев

работать определённое время на крупного, снабжать его нужным количеством

продуктов и ремесленных изделий, а тот должен был быть готов определённое

количество дней в году служить королю в качестве тяжеловооружённого

всадника.

На подобных отношениях в Европе выстроилась сложная феодальная система. И к

XI—XII вв. тяжеловооружённые всадники превратились в касту рыцарей. Доступ

в это привилегированное сословие становился всё более трудным, основанным

уже на родовитости, которая подтверждалась грамотами и гербами. Ещё бы:

кому хочется тесниться и допускать к жирному куску посторонних. А кусок был

жирным, и чем дальше, тем больше.

За клятву верности сеньору рыцарь получал землю с работающими на него

крестьянами, право суда над ними, право сбора и присвоения налогов, право

охоты, право первой ночи и т.д. Он мог ездить ко дворам владык,

развлекаться целыми днями, пропивать, проигрывать в городах деньги,

собранные с мужиков. Обязанности его сводились к тому, чтобы во время

военных действий служить на своих харчах сеньору около месяца в году, а

обычно и того меньше. За «сверхурочную» службу шло большое жалованье.

Военная добыча — трофеи, выкуп за пленных, сами пленные — тоже доставалась

рыцарю. Можно было во внеслужебное время и поработать «налево» — наняться к

постороннему сеньору или к городскому магистрату. Постепенно рыцари стали

всё больше и больше манкировать своими обязанностями. Иногда по условиям

ленного договора рыцарь должен был служить то количество времени, на

которое у него хватит продовольствия. И вот такой храбрый муж являлся с

окороком, прилагал все усилия, чтобы съесть его за три дня, и уезжал в свой

замок.

Ну а как рыцари воевали? По-разному. Сравнивать их с кем-то очень трудно,

так как они в Европе были в военном отношении предоставлены самим себе.

Разумеется, в сражениях участвовала и пехота — каждый рыцарь приводил с

собой слуг, вооружённых копьями и топорами, да и крупные владетели нанимали

большие отряды лучников и арбалетчиков. Но до XIV в. исход сражения всегда

определяли немногие господа-рыцари, многочисленные же слуги-пехотинцы были

для господ хоть и необходимым, но лишь подспорьем. Рыцари их в расчёт

вообще не принимали. Да и что могла сделать толпа необученных крестьян

против закованного в доспехи профессионального бойца на могучем коне?

Рыцари презирали собственную же пехоту. Горя нетерпением сразиться с

достойным противником, то есть рыцарем же, они топтали конями мешающих им

своих же пеших воинов. С таким же равнодушием рыцари относились и к

всадникам без доспехов, лишь с мечами и лёгкими копьями. В одной из битв,

когда на группу рыцарей налетел отряд лёгких всадников, они даже не

сдвинулись с места, а просто перекололи своими длинными копьями лошадей

противника и только тогда поскакали на достойного врага — рыцарей.

Вот тут-то и происходил настоящий бой: два закованных в железо всадника,

закрытых щитами, выставив вперёд длинные копья, сшибались с налёта, и от

страшного таранного удара, усиленного тяжестью доспехов и весом лошади в

сочетании со скоростью движения, враг с треснувшим щитом и распоротой

кольчугой или просто оглушённый вылетал из седла. Если же доспехи

выдерживали, а копья ломались, начиналась рубка на мечах. Это было отнюдь

не изящное фехтование: удары были редкими, но страшными. Об их силе говорят

останки воинов, погибших в сражениях средневековья, — разрубленные черепа,

перерубленные берцовые кости. Вот ради такого боя и жили рыцари. В такой

бой они кидались очертя голову, забыв об осторожности, об элементарном

строе, нарушая приказы командующих. Хотя какие там приказы — рыцарям лишь

предлагали держать строй, их просили.

При малейшем признаке победы рыцарь кидался грабить лагерь врага, забывая

обо всём, — и ради этого тоже жили рыцари. Недаром некоторые короли,

запрещая бойцам ломать боевой порядок при наступлении и ход битвы из-за

грабежа, строили перед боем виселицы для несдержанных вассалов. Бой мог

быть довольно долгим. Ведь он распадался обычно на нескончаемое количество

поединков, когда противники гонялись друг за другом.

Рыцарская честь понималась весьма своеобразно. Устав тамплиеров разрешал

рыцарю нападать на противника спереди и сзади, справа и слева, везде, где

можно нанести ему урон. Но если противнику удавалось заставить отступить

хоть нескольких рыцарей, их соратники, заметив это, как правило, ударялись

в паническое бегство, которое не в силах был остановить ни один полководец

(как, впрочем, и управлять боем после начала атаки). Сколько королей

лишились победы только потому, что преждевременно теряли голову от страха!

Никакой воинской дисциплины у рыцарей не было и быть не могло. Ибо рыцарь —

индивидуальный боец, привилегированный воин с болезненно острым чувством

собственного достоинства. Он профессионал от рождения и в военном деле

равен любому из своего сословия вплоть до короля. В бою он зависит только

сам от себя и выделиться, быть первым может, только показав свою храбрость,

добротность своих доспехов и резвость коня. И он показывал это всеми

силами. Да кто же тут мог что-то ему указать, приказать? Рыцарь сам знает

всё, и любой приказ для него — урон чести. Такое самосознание рыцаря было

хорошо известно полководцам, государственным деятелям — светским и

церковным. Видя, что несокрушимые всадники терпят поражения из-за своей

горячности и своеволия, вылетая в атаку разрозненными группами, и зная, что

тяжёлая конница непобедима, когда наваливается всей массой, государственная

и церковная администрации принимали меры, чтобы навести хоть какой-то

порядок. Ведь к тому же рыцарей было мало. Например, во всей Англии в 70-х

гг. XIII в. насчитывалось 2750 рыцарей. В боях участвовало обычно несколько

десятков рыцарей, и лишь в больших сражениях они исчислялись сотнями, редко

переваливая за тысячу. Понятно, что это мизерное количество полноценных

бойцов нельзя было растрачивать, распылять по мелочам. И тогда с конца XI

в., во время крестовых походов, стали возникать духовно-рыцарские ордена

(см.ст. «Рыцарские ордена») со строгими уставами, регламентирующими боевые

действия.

Но самый крепкий порядок был, разумеется, в бандах отрядах рыцарей-

наёмников, расплодившихся в XII—XIV вв., предлагавших свои услуги кому

угодно и грабивших всех подряд в мирное время. Именно для борьбы с этими

бандами и были созданы в XIV в. французскими королями впервые в

средневековой Европе регулярные армии — маленькие, состоявшие из разных

родов войск, где воины служили за плату постоянно. Надо сказать, что вся

строгость рыцарских воинских распорядков иссякала в тех разделах, которые

трактовали боевые действия. То есть строгость была, но требования были

самыми общими: не покидать и не ломать строй, обороняться при неудаче, а не

сразу бежать. Не начинать до победы грабить лагерь противника. Итак, как же

воевала рыцарская конница? Чтобы сохранить строй к решающему моменту

схватки, она подходила к противнику шагом, была «покойна и невозмутима,

подъезжала не торопясь, как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши

впереди себя на седло невесту», как писал один средневековый автор. И

только подъехав к врагу совсем близко, рыцари бросали коней в более быстрый

аллюр. Медленное сближение имело ещё и тот смысл, что экономило силы лошади

для решающего броска и схватки. Пожалуй, самым удобным построением был

издавна придуманный для тяжёлой конницы «клин», «кабанья голова», или

«свинья», как называли его русские дружинники, любившие, кстати, это

построение ничуть не меньше своих западных «коллег».

«Кабанья голова» имела вид колонны, слегка суженной спереди. Давно

известно, что конницу водить в колоннах очень выгодно, так как в этом

случае лучше всего сохраняется сила её массированного, таранного удара. Это

не столько боевое, сколько походное построение — когда «клин» врезается в

ряды противника, воины, едущие в задних рядах, немедленно «разливаются» в

стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявил

свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия. У «клина» было и

ещё одно преимущество: фронт построения был узок.

Дело в том, что рыцари очень любили сражаться, но совсем не хотели умирать

— ни за сеньора, ни за святую церковь. Они должны были и хотели только

побеждать. Этому, собственно, и служили их доспехи. Этому служил и «клин».

Ведь когда отряд рыцарей медленно, шаг за шагом, приближался к врагу, он

становился великолепной мишенью для лучников противника. Хорошо, если у

того нет метких лучников. А если есть? Если у них вдобавок отличные

дальнобойные, мощные луки? Монголы при Лигнице и англичане при Кресси и

Пуатье именно из луков буквально расстреляли прекрасно защищённых доспехами

рыцарей. А при построении «клином» перед вражескими стрелками оказывалось

только несколько всадников в самом надёжном защитном снаряжении.

Да, рыцари умирали весьма неохотно. Они предпочитали бежать или сдаваться

в плен в случае неудачи. В европейских войнах гибло их очень мало —

единицы, и лишь в крупнейших битвах, решавших судьбы стран, — несколько

сотен.

И дело тут не только в доспехах. Рыцари к XIII в. ощутили себя неким

всемирным орденом, кастой, для которой не важны никакие территориальные

границы, никакое подданство. Ведь границы всё время менялись, области

переходили от одного короля к другому, а рыцари сидели в тех же замках,

изъяснялись на французском языке и все, как один, считались слугами святой

католической церкви. И убивать собрата, кто бы и откуда бы он ни был,

становилось неприличным. Вот одолеть его — сбить с коня, взять в плен и,

главное, получить выкуп — это победа. А что пользы от трупа? Войны

превращались в массовые турниры. Но не превратились.

Не позволили «грубые мужики» — крестьяне и горожане, воевавшие в пехоте.

Им-то рыцари пощады не давали. Но уж и они в долгу не оставались — пленных

не брали. А когда в XIV в. сформировалась боеспособная пехота, сражающаяся

в плотном строю, не боящаяся конных атак и с длинными алебардами сама

бросающаяся в бой, рыцари обращались в бегство при одном виде швейцарских

«баталий» и гуситских повозок, с ужасом и возмущением рассказывая о

непривычных кровавых побоищах: ведь у швейцарцев, например, под страхом

смерти запрещалось брать пленных. И когда рыцари тоже стали всё чаще

применять глубокие плотные построения, так что отряд превращался в

железного -дикобраза, их снова смела — теперь уже навсегда — пехота,

вооружённая огнестрельным оружием.