Женщина в современном обществе: к истории гендерной проблематики

Московская гуманитарно-социальная Академия

Факультет экономики и управления

Кафедра культурологии

КУРСОВАЯ работа

На тему: «Женщина в обществе: к истории гендерной проблематики»

Москва. 2002

План:

ВВЕДЕНИЕ.

Женщина в обществе: к истории гендерной проблематики:

1. Становление концепции женственности.

1. Психоисторическая значимость героини Ж.-Ж. Руссо.

2. Конструкты женственности у Л.Н Толстого.

2. Гендер как категория новой истории литературы

1. Историчность понятия пола.

2. Концепт мужественности Нового времени.

3. Социально – исторические методы полов.

3. Пол в истории культуры.

1. От истории женщин к истории полов.

2. От истории полов к социальной истории класса.

4. Советская «Матриархаика» и современные гендерные образы.

1. Женщина в произведениях А. Марининой.

2. Женщина как цель и как средство в отечественной рекламе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Список литературы.

ВВЕДЕНИЕ.

Какую роль играла и играет сейчас женщина в обществе? Что произошло

с понятием «женственности» за несколько столетий? Как сейчас трактуется

понятие «пола»? Что такое «гендер»? Эти и другие вопросы будут рассмотрены

в этой работе. Но сначала пару слов о введении такого революционного

разгранечения между полом и гендером.

Еще в 60-х годах нашего столетия понятие гендер в том смысле, как

оно сегодня используется – «соотношение полов» или «социально – культурная

конструкция сексуальности», - было почти неизвестным. Это понятие служило

исключительно для описания правильной категории рода. Большой интерес,

который сегодня проявляется к расширенному понятию гендер как открывающему

новую познавательную и теоритическую перспективу, указывает на то, что за

последние два десятилетия произошло переосмысление понимания социальной

организации соотношения полов или, вернее, что соотношение полов только

теперь стало яснее восприниматься как форма социальной организации.

Одной из первых обратила внимание на существование системы пол –

гендер антрополог Гейл Рубин. Она пыталась разработать новый подход к

описанию различения полов, которое является очевидной формой организаци при

возникновении общества и культуры. Так, биологическому полу (sex) ,был

противопоставлен пол в значении вида (гендер) это противопоставление должно

было обратить внимание на социально – культурное формирование

сексуальности.

Введение гендера как анализируемая категория дало возможность

пересмотра поставленной под вопрос оппозиции между женщинами и мужчинами и

одновременно серьезное отношение с этой оппозиции как к механизму иерархии

в социальной, культурной и политической реальности. С помощью этой

анализируемой категории сделана попытка описать феномен соотношения власти

между полами без обращения к ставшему проблемой правило самого «женского»

опыта или нынешнего угнетения женщин.

Как раз на фоне этого гендерные исследования предлагают историческую

позицию. В результате всех этих разграничений и исследований стал очевидным

образец построения иерархии, который нуждается в объяснении.

1. Становление концепции женственности.

Наличие «женского» в женщине или «сама женственность»-эти речевые

обороты знакомы каждому. Откуда же у всех знание о том, что является

«женственным»? По историческим данным этот вопрос как таковой начал

задаваться ещё в 18 веке.

Определенине половых ролей и возможностей отношений между полами

является основой феминистской критики, появляется уже из того наблюдения,

что рассуждения о полах подвержены историческим изменениям. Исходя из этого

друг другу сопоставляются два течения: первое - это устоявшася модель эпохи

Просвещения, втрое - это то, что мы знаем и понимаем с самого рождения и

против которой борется феминистское движение с самого своего зарождения.

1.1Психоисторическая значимость героини Ж.-Ж. Руссо

Утвердившийся в 18 веке довод о полах, который впервые нашел выражение

в работах Руссо и оказал огромное влияние на последующие эпохи.

Его работа «Эмиль» явилась исторически первой и имевшей невероятный

успех относительно «новой женственности» и, тем самым, нового рассуждения о

женщине.

В тогдашней Европе его произведения нашли необыкновенно широкий

отклик. В России же распространение идей Руссо определялось двумя

факторами: во-первых, за счёт непосредственного влияния западноевропейского

Просвещения на русскую культуру и, во-вотрых, за счёт последующего влияния

на нее немецкого романтизма и идеалистической философии. В результате этих

влияний рассуждения о полах, инициированные Руссо, наложили отпечаток на

русскую литературу 19 века, а в следствии этого и на русский менталитет, и

это при том, что в феодально-патриархальной структуре русского общества

того времени, отсутствовало то самое «третье сословие» (мещан, «граждан»,

«буржуа»), которое в Западной Европе служило носителем и распространителем

этого нового довода. С другой стороны, представление Руссо о «женской

природе» соответствовало традиционным религиозным представлениям, таким как

понятию его героини - женственной божественной мудрости.

Роман Руссо, осущиствивший поистине эпохальный переворот, неоднократно

становился мишенью феминистской критики, причем в разных видах. Его влияния

открываются при анализе моделей мужчины и женщины с точки зрения

разработанных им психических структур.

В образ его главной героини он закладывает те черты, которые спустя

150 лет Фрейд будет обнаруживать в психике своих пациенток как

специфические особенности женского: пассивность, женский мазохизм, дефицит

сверх-Я и т.д - т.е все то, что сегодня препятствует развитию

самостоятельной жизни женщин как субъекта.

Если рассматривать идею Руссо в связи своего времени, то это коренное

изменение понятии женщины, является лишь частью того общего изменения

представлений, которое характерезует смену эпох с наступлением

исторического нового времени («буржуазного»). Это время возникновения

современного отдельного человека; время глубоких изменений основных

представлений, связанных с образом жизни и работой мужчин; время

возникновения новой семьи в связи с разделением трудовой деятельности и

семейной жизни; время, когда ребенок становится важным прежде всего как

ребенок, а не как несовершенный взрослый; время когда по-новому вводится

«материнский истинкт».

Используя вопрос о схождении полов, как основной для рассуждения в

какой мере женщина является существом рода «человека», Руссо отвечает со

справедливой логикой: во всем, что же касается пола, женщина равна мужчине,

т.е. человеку ;во всем, что касается половой пренадлежности, они различны.

Вытесненные за пределы мира мужского разумного порядка (своим, иногда,

своеобразным поведением (истерия), до их физического уничижения (половое

созревание, беременность) женщины в конечном счёте, оказываются «тайной» -

«загадкой женского», над которой, как позднее считал Фрейд, мужчинам

приходилось ломать голову. Но на самом деле как таковой «тайны» и не было.

Всего навсего главная героиня Руссо была так воспитана и для того, чтобы

компенсировать свои «слабости» женщина должна пытаться понравиться мужчине

и стать для него милой, с тем, чтобы получить в его лице господина и чтобы

затем сделать его жизнь внутри дома настолько приятной, что он не будет

искать удовольствия вне семьи; однако прежде всего, она должна добиться его

расположения, чтобы он захотел дать ей и ее детям, то в чем они нуждаются

для жизни. То, что женщина в поисках средств существования оказывается

полностью отданной на волю мужчины, его отношения к ней , полностью лишает

ее какой бы то ни было почвы, на которой она бы могла «стоять».

Таким образом, очень многое зависит от того, удастся ли женщине

понравиться мужчине, угадать его желания, покориться

его воле: ее собственное существование, целостность и счастье семьи и, тем

самым, - не устаёт уверять Руссо - также благополучие общества.

Так, женщина создана для того, чтобы нравиться мужчине, и она должна

учиться этому во всевозможных областях; однако, конечно, нужно избегать

«фальшивого» желания нравиться, например, желания нравиться всем мужчинам,

а не одному, или чрезмерных трат в покупке нарядов и т.п.. Она должна

развивать «милые таланты», но ни в коем случае не доводить их до занятия

искусством. Высшим требованием к ней является сдержанность, стыдливость,

но, с другой стороны, она должна быть кокеткой и уметь использовать свои

женские искусства, чтобы привязать мужчину к дому. К особым её достоинствам

относиться умение выбирать обходные пути для того, чтобы умилостивить

разгневанного мужчину или хитростью установить согласие между детьми;

природная женская хитрость, однако, не должна перерождаться в неискренность

и т.д.

Женщина не только становиться в качестве «другого» чем-то чужеродным

для мужчины, не только обозначается им как «тайна». Для неё самой,

зависящей от построенного на противоречиях мужского довода, обязывающего,

однако, на то, чтобы определить её сущность; для неё как соглашающейся со

всеми противоречивыхми мужскими желаниями и страхами, необыкновенно трудно

быть убеждённой в самой себе.

Руссо так же необходит стороной взаимоотношения и значение связи

матери и дочери, в особенности значение глубины взаимной любви, которая

привызывает дочь к матери и, вероятно, мать к дочери: новый вид подавления

патриархальным обществом, препядствия в развитии и становлении личности,

отчуждение сексуальности и т.д. девушка узнаёт не с мужчиной, а прежде

всего и в основном с матерью.

Структура Руссо явила собой мощный толчок исторического развития,

ограничила женщину в ее человеческих возможностях. Поскольку соотношение

полов, независимо от вида господства/подчинения, понимается как

взаимодополняющее, то недолжен ли и мужчина при таком разделении

способностей и характеристик терять в чем-то существенном?

Как показывает Руссо, мужчина не лишается тех качеств, которые

отводятся женщине; «разделение» проявляется скорее как остановка женщины на

более низкой ступени развития способностей, в то время как мужчина

добавляет к этим способностям новые.

1.2 Конструкты женственности у

Л.Н. Толстого.

«Крейцерова соната» Толстого стала выдающимся событием в литературной

жизни конца 80-х годов прошлого столетия.

В этом не очень популярном произведении, но сделавшем много шума в

своё время, речь идёт об отношениях между мужчиной и женщиной и, кроме

того, о браке как общественном институте. На примере отдельно взятого брака

демонстрируется, как именно общественная конструкция любви и брака

неизбежно ведет к моральной гибели обоих супругов, к катастрофе, к

убийству, причем убийство замещает самоубийство, мысль о котором посещает

неоднократно как мужа, так и жену. Конечным результатом выяснения причин

этого становится пропаганда новых норм поведения, революционно отрицающих

все ранее принятые общественные нормы. Эти новые нормы притендуют

одновременно на возможность решения проблемы пола, любви и брака для

каждого в отдельности.

Толстой далее в послесловии к «Крейцеровой сонате» формулирует

собственную теорию сущности христианской веры, созданную им самим идеальную

религию, то она логично вытекает из структуры рассказа и лишь развивиает

лежащие в основной структуре произведения принципы: «А Я говорю вам.»

Скандальность позиции этого «Я» состоит в том, что она, на первый

взгляд, находиться в противоречии со всей системой ценностей общества, с

его жизненной практикой и привычным осмыслением действительности. Но

несмотря на этот образ идущего в разделении с обществом человека, Толстой

оказывается связан общественными доводами своего времени намного сильнее,

чем считалось ранее, и даже сильнее чем осознавал сам писатель, когда столь

резко формулировал свое неприятие культурных стандартов. Это касается

прежде всего довода, в который он повторно включается в своем тексте

«Крейцерова соната», т.е. гендерного исследования . В соответсвии с

метафорой, одного писателя того времени, этот текст может рассматриваться

как полотно, сотканное из нитей дискурса, которые служат проводниками в нем

и совмещают его; но вместе с тем этот текст является собой показателем

данного исследования.

Тот факт, что на основании этого Толстой становится участником одного

из центральных исследований своего времени – гендероного исследования, -

подтверждаются действия, где выявляются первые фактики огромной теории –

тема различения полов.

Герои, проводящие время в дороге, горячо спорят о том, о чем спорит в

это время вся Европа, а именно: об институте семьи, о возможностях

расторжения брака и, не в последнюю очередь, о вопросе, занимающим с

некоторых пор многие умы: о женском образовании и эмансипации. Спектр

тогдашних споров о гендерных ролях расширяется, но все же не выходит за

рамки исследований. Но далее становится понятной противоречивость этого

довода, поскольку разоблачается та общественная действительность, те

культурные стандарты, которые независимо от всех споров того времени о

равноправии полов и т.п. действительно определяют мысли, действия и

чувства мужчины и женщины. Общественная действительность, социализация

человека это те факторы, которые ведут к изменению психики и ненависти

между полами.

В ранних своих произведениях Толстой воспевал близость женщины к

природе и, предерживаясь романтических традиций, возвеличивал ее до

спасительницы погрязшего в пороках общества. Теперь же от этого

положительного представления ничего не осталось. Хотя женщина и является

жертвой общественных обсуждений, но вместе с тем и прежде всего она

является непосредственной носительницей этих обсуждений. Естественность

женщины сводится теперь лишь к ее животной сущности, инстинктивной стороне,

она «запятнана» чувственностью, которая одновременно осуждается как нечто

противоестественное. В этом моменте Толстой в некоторой степени движется в

своих доводах по кругу, при этом он в очередной раз проявляет себя как

верный последователь философии Руссо, который сформулировал в первую

очередь весьма противоречивые идеи о «женщине». Согласно Руссо, в женщине

непременно следует воспитывать «естественную стыдливость».

Толстой обращается к модели женственности, которая сложилась в

Западной Европе после смены рассуждений о равноправии полов, характерной

для эпохи Просвещения, под влиянием натурфилософии Руссо. Эта модель, не в

последнюю очередь в результате распространения литературы романтизма,

определяла коллективное мышление в России. И все еще определяет его.

Художественне образы, создаваемые в литературе, разделяют женственное на

идеализируемую и демоническую фигуры: это и воплощенная «вечная

женственность», и порочность, святая и блудница, ангел и демон. При этом

женщина всегда сравнивается с природой.

С помощью социальной критики, сформулированной на поверхностном

уровне, Толстой разоблачает социальную модель гендерных ролей с ее двойной

моралью и лицемерием.

Однако это не исключает того факта, что, разоблачая общество, он

одновременно является участником развернувшегося в этом в этом обществе

двойственного рассуждения о женственности.

Герой Толстого словно переживает коллективный психоз извращенного

общества; он воображает себя стоящим вне этого общества, но все же является

связанным с ним в более значительной степени, чем он способен это осознать

в своем гневе. С помощью убийства жены и воображемого принесения ее в

жертву инсценируется как акт желанного самоисцеления, избавления от

непреодоленного и вытесненного из жизни. Своим текстом Толстой включается в

литературный довод о женском мертвом теле и при этом в определенной степени

избавляется от того, «другого», «животного», что он перенес на вою героиню.

При этом избавлении от жены происходит не только в момент смерти, но и

после нее, когда разрушается ее красота и, следовательно, ее чувственная

притягательность. Только тогда она может заслужить признание как человек,

как парнер, имеющий равные права и не несущий более с собой страха.

Сама «Крейцерова соната» провела очевидные параллели автобиографии

Толстого. Самым неприятным произведением стала для супруги Толстого. Ведь

она не могла не читать его как психограмму своего собственного брака и в

женском образе не видеть прежде всего искаженное изображение себя самой. В

то же время она своей реакцией, почти граничащей с мазохизмом, пыталась

доказать себе, своему окружению и общественности, что это произведение

никаким образом ее не касается.

Прошло боле ста лет, прежде чем в 1994 году тескт под названием «Чья

вина?» и с подзаголовком «По поводу Крейцеровой сонаты. Написан женой Льва

Толстого», посвященный сюжету толстовской «Крейцеровой сонаты», истории

семейной жизни, проблеме ревности и убийства супруги, наконец-то был

опубликован. До этого никто не осмеливался протвопоставить столь

драмматично изображенному мужскому «я» в произведени Толстого женский

голос.

Это произведение являет собой лишь «женский роман». Если текст

Толстого определяется мучительными поисками правды и решением

«общечеловеческих вопросов», то его жена в своем тексте ищет не правду, а

лишь разбирает вопрос вины, и однозначно приписывает вину мужчине и, тем

самым, своему мужу.

Восприятие этого текста характеризует доводы о роли полов в

сегодняшней России. Но сам текст может и должен рассматриваться, прежде

всего, как мнение, важное для гендерного исследования конца 19 столетия,

поскольку в своей системе ценностей и смысловых построениях он отражает

закодированное в той культуре различие между полами; иными словами, те

представления о женственности и мужественности, ту систему врожденной

модели, которая определяла общественную реальность того времени на реально

воспринимаемом уровне поведения, так и на уровне моделей мышления и

стандартизации чувства.

В своем тексте Толстая попыталась показать ту разницу любви, которая

живет в мужчине и женщине. У мужчин на первом плане – любовь материнская; у

женщины на первом плане – идеализация, поэзия любви, ласковость, а потом

уже пробуждение половое.

Толстая отражает и переводит в художественный образ ту модель

женственности, которая с 19 века и до сего времени считается естественной,

природной: идеальное представление о женщине, приписывающее ей все

положительные черты. Особенно сформулированном идеале Руссо. Этот идеал

раскрывает «природную» сущность женщины. На основании этого делается вывод

ее подчиненности мужчине. Социализация, воспитание женщины, по мысли Руссо,

помогает привить ей эти истинно «природные» черты, после чего происходит

«преображение» заявленного идеала женственности в саму «природу» женщин.

Бестелесная любовь, имеющая единственной своей целью душевное и

духовное признание со стороны другого – со стороны мужского, и через это

признание – стремление к самоутвержденю личности. Половое влечение

напротив, не только считается противоестественным и чуждым для женской

любви, но и рассматривается как агрессивный акт, ставящий под угрозу

идентичность женского «я» и разрушающий ее. Поэтому текст Толстой

подсознательно самым тесным образом связан с рассказом Толстого, ведь оба

эти произведения абсолютно соответсвуют культуре 19 века и в отличие от

других эпох не рассматривают сексуальность как составную часть

человеческого существования, а понимают ее как нечто чрезвычайно опасное и

разрушительное. Правда, в тексте Толстой – мужчина осознает это, но не

делает соответствующих выводов.

На то, какую важную роль в тексте Толстой играет осознание и

утверждение собственного «Я», указывает как сама постановка темы идеальной

любви, так и художественное решение ценральной женской фигуры, которая

изображается не только как преданная мать, но и как женщина, обладающая

амбициями ( непрофессиональными) писательницы и художницы, то есть

претендующая на традиционно мужские формы поиска своего «я» и самовыражения

2. Гендер как категория новой истории литературы.

Культурным поло-ролевым стереотипом в литературе является определение

пишущего субъекта как «мужского», в то время как позиция описываемого

объекта идет в сравнение с «женским». Этот стереотип, с одной стороны,

постоянно давал привилегии авторам – мужчинам, облегчал их литературную

деятельность и способствовал изданию их произведений. С другой стороны, он

с тем же постоянством затруднял литературную деятельность женщин. Этот же

стереотип во многом определял и восприятия исторического процесса написания

и прочтения произведений. Если письмо, особенно художественное письмо,

является мужским, то история литературы должна быть историей авторов –

мужчин. Пишущих женщин, соответственно, - как показывает беглый просмотр

практически любой истории литературы, - легко игнорируют или отводят им

место на заднем плане. При этом часто бросаются в глаза пренебрежение и

предубеждение к литературной деятельности женщин, а также стремление

оценивать их письмо относительно мужских литературных достижений.

2.1 Историчность понятия пола

Определение мужчины и женщины, различий между женственностью и

мужественностью, меняется с течением времени. Разнообразные представления

существуют одновременно, приобретая большую или меньшую значимость; их

соединяют, соотносят друг с другом, чтобы через различия между полами дать

характеристики человека вообще. Осознание факта этих исторических изменений

произошло не так давно. Долгое время все полагались на то, что значение

слов в этой области остаются неизменными.

Различие по признаку пола не задано и не закреплено природой; оно

осуществляется человеком.оно является культурным конструктом и изменяется

вместе с культурой. Это сложение – как показывают современные исследования

– включено в исторический процесс развития менталитета и общества. В его

создании в каждом отдельном случае может играть значительную роль

литература данной эпохи. Таким образом, история литературы обнаруживает

двойную связь с историческим изменениям понятия пола.

С одной стороны, литература в своих понятиях человека документирует

меняющиеся представления о мужском и женском, а авторы – мужчины и женщины

– соотносят себя с определенными специфическими мужскими или женскими

нормами письма и пытаются соответствовать обусловленным временем нормам

восприятия полов предполагаемого читателя и читательницы. С другой стороны,

литературные произведения активно содействовали изменению представлений о

характере полов: здесь можно упомянуть о влиянии таких произведений как

«Кларисса» Самуэля Ричардсона, «Эмиль» и «Новая Элоиза» Жан – Жака Руссо и

«Орландо» Вирджинии Вульф. Исследования по истории литературы должны

учитывать наличие этих двух тенденций: изменение литературы под влиянием

новых понятий различения полов и изменения самих этих понятий под влиянием

новых литературных моделей женского и мужского.

В области политики, права, образования и в трудовой жизни широко

утвердилось – по крайней мере, теоретически демократическое отношение к

полу , которое до 1800 года выдвигалось феминистками в дебатах о правах

человека, в 19 веке сознательно поддерживалось некоторыми массами, а на

рубеже 19 и 20 веков с воинственностью отстаивалось представителями

движения за права женщин.

Используя результаты новых научных исследований и псевдонаучные

выводы, поляризация мужского и женского продолжает опираться на

биологические данные.

В системе представлений, определяемой различием между мужчиной и

женщиной, который совпадает с различием между разумом и чувством, духом и

телом, культурой и природой, гуманитарные науки сопоставили себя с

«мужской» стороной. Например, в трудах по истории литературы различие полов

не играло почти никакой роли вплоть до 1980-х годов. Другая, ранее

оставленная без внимания «женская» сторона, оказалась в центре изучения

благодаря психологическим исследованиям женственности с их моделью женской

сопоставимости, женской этики и женского мышления.

С раннего Нового времени, олнако, обнаруживаются и явные проявления

пресыщения той нормой личности, которая связывала оба пола с одной стороны,

способом, ставшим уже не плодотворным. Во многих отношениях граница между

мужским и женским становится смягче, если не стирается вовсе. Медицинские

исследователи предложили рассматривать человека в спектре важных в половом

отношении признаков, где «мужчину» отделяют от «женщины» пятнадцать

промежуточных ступеней, названия которым часто трудно найти в наших языках.

Поскольку в теории отменяется объективная действительность пола по

категориям в прошлом истории; результаты исследований в области истории

подтверждают и углубляют структурное отрицание общезначимости и временности

двусмысленности мужского и женского. Это особенно касается работ по истории

медицины и сексуальности 18 века. Изображая происходившие в то время

изменения в восприятии и репрезентации женского тела, они опровергают

утверждение, что различие полов возникает в процессе присоединения

«вторичной» характеристики пола (гендера) как культурного построения к

«первичным», неизменным параметрам по признакам пола тела. Скорее напротив,

гендер, определяемый сознанием, накладывает «отпечаток на тело». В силу

этого различие по категориям гендера и пола теряет смысл, ведь оба имеют

характер построения.

2.2 Понятие мужественности Нового времени.

Представления о различии полов и связанные с ними нормы поведения,

выражаются чаще всего в форме разъяснений особых качеств и обязанностей,

преимуществ и ограничений, свойственных женскому полу. Сущность же, природа

и предназначение мужчины лишь изредка оказываются ограничены рамками

определённого пола. Эта двойтсвенность в подходе лежит и сегодня в основе

современных трудов по истории литературы.

Вплоть до 17 века такое мышление узаконивалось антропологической

теорией, которая своим авторитетом была обязана Аристотелю: мужчина есть

мера человека. Стадии развития человека ведут от ребенка к юноше и женщине,

а затем к взрослому мужчине, полностью развившему свои способности.

Следовательно, женщина является существом, которое определяет через

недостаток мужественности. Определенных женских биологических,

физиологических или психологических наборов не существует, все особенности

«слабого» пола являеются скорее проявлением дефицита того, что свойственно

«сильному» полу. Женские половые органы объясняются и изображаются как

менее развитые, другие варианты мужских органов;характер женского пола

является следствием недостаточности и низкокачественности ее телесных

соков, «темпераменту» женщины не хватает теплоты, которая означает полную

жизненную силу. Женская кротость есть недостаток мужской смелости, женская

приспособляемость и миролюбие есть недостаток мужской способности к

утверждению своих позиций.

Ввиду ориентации этого понятия полов исключительно на мужчину как на

полноценного человека, исследователи называют его моделью одного пола или

понятиема «теологической мужественности».

Очевидно, что провозглашение женщины, неполноценным человеком

позволяет оправдать ее дискриминацию и женоненавистничество. Особенно

религиозная литература и сатира на женщин периода Средневековья и раннего

Нового времени изображают подчиненную позицию женщины в обществе и браке

как следствие ее неполноценности и этим обосновывают свое презрение к

женкому телу (несмотря на его значение для продолжения человеческого рода)

и к женскому слову как к бессодержательной болтовне.

Так, феминизм эпохи Возрождения культивирует идеал «героической»

женщины, женщины – похожей на мужчину во всем, сильной телом и духом,

отличающейся стойкостью, способностью защищаться, смелостью и уверенностью

в своих интеллектуальных способностях. То, что идеал может стать

действительностью, доказывали, прежде всего, амазонки, которыми восхищалась

литература того времени, а так же женские фигуры из Ветхого Завета, имевшие

успех в политике и в ведении войн. Такие женщины, как королева Англии

Елизавета І и голландская ученая Анна Мари ван Шурман, доказывают, что

подобные возможности существовали и в период раннего Нового времени.

2.3Социально – исторические модели полов.

Все же нет сомнения в том, что выдвигаемые, например, экономикой или

демографической политикой общественные требования и задачи, затрагивающие

интересы того или иного класса или нации, имеет большое значение для

определения различий между полами и его изменения в процессе истории. В

рамках исторических образований изменяется «природа» женщины, смещаются

черты характера полов. Процессы изменения общества и идеологии, находящиеся

в тесной связи, способствуют процессу изменения полов. Такое взаимодействие

проявляется, например, в трудах о воспитании девочек, в большом количестве

выходивших в свет в 18 и 19 веках. Программы воспитания и норм

женственности в таких трудах обосновывались с точки зрения религии, морали,

психологии и биологии; вместе с тем, однако, они явно ориентировались на

экономические требования, выдвигаемые данной эпохой для определения

сословия.

Начало социальной истории полов положила Карин Хаузен в программной

работе «Поляризация характеров полов – Отражение диссоциации трудовой

деятельности и семейной жизни».

Острое двусмыслие характеров мужского и женского полов, как доказывает

Хаузен, был «изобретен» в последней трети 18 века, чтобы иметь возможность

объективно обосновать вытеснение женщин из области трудовой деятельности в

задуманную как контраст сферу частной семейной жизни с помощью доводов о

соответствующих женскому существу наклонностях и этическом предназначении

женщины. Будучи провозглашенной надеждой хранительницей той добродетели

самоотречения, от которой мужчина, ввиду конкурентной борьбы, вызванной

условиями капитализма, должен был отказаться, женщина берет на себя

психологически важную заменяющую роль. Классово – экономическая

обусловленая различиями модели полов проявляется, по мнению Хаузен, прежде

всего в том, что это противопоставление имело силу только для буржуазного

сословия, или, может быть, также для некоторой части промышленных рабочих и

не распространялось на – еще не знающие разделение труда – крестьянские

семьи и домашнюю прислугу.

Общественные ограничения характера женского пола приводят в конце 18

века в плане истории развития идей к резкому взаимному противодействию

революционной идеи свободы человека и буржуазной логики свободы человека, и

буржуазной логики несвободы женщины. В социально – психологическом плане

это противоречие можно рассматривать как заменяемое построение:

принципиальная неуверенность в будущем перед лицом угрозы нарушения

сословного порядка в эпоху французской и индустриальной революций смягчает

традиционные сохранения строгой иерархии полов.

Неустойчивое в экономическом отношении положение мужчины, стремящегося

возвыситься за счет духовной деятельности, оказывало дополнительное влияние

на лишение женщины ее интеллектуальной самостоятельности. У тех авторов,

котрые стремились к таким буржуазным ценностям, как безопасность и

признание, противоречивая версия различения полов характеризуется

генетической направленностью, тогда как авторы, ориентирующиеся, скорее, на

аристократические положения , которым желание сделать карьеру и

конкурентное мышление были чужды, могли себе позволить определенный идеал,

снимающий эти противоречия.

Английский и американский опыт подтверждают связь между раздвоением

мира в экономическом отношении и раздвоением человечества в отношении

полов. В Англии времен французской революции и наполеоновских войн, когда

распространяется сильное недовольство идеями Просвещения, все более жесткий

принцип разделенных сфер приобретает, наряду с моральным,

и национальным возбуждением. Положительное значение женщины как

«нравственного пола» здесь выражено особенно ярко. В викторианскую эпоху ее

авторитетное влияние на общественную жизнь становится все сильнее. В то

время одна английская писательница в своем сочинении упомянула, что

современое положение их государственных дел показывает, что активное

влияние женщин против растущего зла в обществе требуется более, чем когда –

либо. Таким образом – это подчеркивают новейшие исследования – используемое

понятие разделенных сфер как норма описания исторической реальности

становится неубедительным, тем более, что сами викторианские женщины умели

ловко использовать в своих политических призывах аргумент их личного,

участливого восприятия по отношению к каждому отдельному случаю.

3. Пол в истории культуры

Многие труды по истории общества переносят в сугубо мужской мир. Сам

факт постановки вопроса о женщинах относится к историкографическим

«достижениям» последней четверти нашего столетия. Однако эмансипационное

стремление вдохновленных феминизмом женщин – историков в последние три

десятилетия – придать полу как квалификационной категории общества такую

важность, как категориям класса, вероисповедания, этноса – поддерживается

только небольшим кругом ученых, преимущественно женщин.

3.1 От истории женщин к истории полов.

Представительницами женской истории, за которую утвердилась

сомнительная репутация особенной науки, уже с первых ее шагов отводилась

роль рыночных торговок – зазывал. Если к началу 70-х годов речь шла еще о

новом «продукте», к которому нуужно было привлечь внимание историографов,

то сейчас их самообожествления отражают разочарование и возмущение тем,

что во многих случаях все еще остается неуслышанным требование признание

пола как одной из центральных категорий общественного устройтсва, имеющей

значение для каждой сферы исторического мышления. Здесь господствует

своеобразное несоответствие между оживленной и заключающей в себе большой

научный потенциал исследовательской деятельностью, с одной стороны, и даже

частичным игнорированием результатов этой деятельности, с другой стороны.

Причина в этом кроется не в последнюю очередь в самой истории

возникновения и развития женской истории и истории полов. Получив толчок от

нового женкого движения начала 70-х годов и находясь в тесной с ним связи,

некоторые историки затруднялись, а другие считали ненужным настаивать на

четком разграничении между политическими программмами и научными

исследованиями. Поиски собственной истории, накоторые способствовали

появлению первых работ, написанных в большинстве женщинами, вызывали

иногда не совсем несправедливые упреки в недостатке объективности. И все же

очень многие до сих пор пользуются первыми успехами женского движения. В

частности, открытием новых областей и источников исторической науки,

которые специалисты ранее не принимали во внимание или пренебрегали ими как

исторически незначимыми. В этих первых исследованиях делался особенный

уклон на различные женские движения, на формы организаций и жизненные

понятия женщин, а также на «женские сферы». Необходимо было дать «героиням»

возможность быть увиденными и услышенными. Выявлялись и объяснялись факты

угнетения женщин.

Большинство историков женщин уже в середине 70-х годов пререключились

от истории женщин к истории полов. Американские женщины – историки Герда

Лернер, Джоан Келли первыми выступили за замену понятий «история женщин»

понятием «история полов».

История женщин считалась теперь лишь переходным феноменом, который был

необходим для процесса осознания и доведения до широкого сознания и в

конечном итоге, должен был быть заменен историей отношений полов. Речь шла

не только о том, чтобы постепенно, постредством все возрастающего

колличества исследований, теперь обращавших внимание на женщин, устранить

«половинчатость науки о полах», но и о постоянном учете мужского фактора,

даже если исследования все еще часто обращались главным образом на

женщинах. Для этого нужно было разрушить прочную основу якобы «всеобщей»

истории, в которой женщины до сих пор брали на себя роль особого случая, и,

принимая во внимание разнообразие полов, создать новый.

Такой подход вызвал широкое одобрение во многих странах. Начались

оживленные дибата по поводу определения «пола», которые опровергли все

разговоры о том, что история полов не обладает достаточной теоритической

базой. Сознание того, что под «женственностью» и «мужественностю» нужно

понимать не природно – естественную категорию, а социокультурные строения

бытия, созданные в рамках исследований , меняющиеся и изменяемые в

зависимоти от соединения культуры и истории,

дало себе путь вопреки представлению о изначально заложенной полового

соответствия , которого невозможно избежать. В результате замены природной

классификации на созданную культурой, принадлежность к определенному полу

была освобождена от ее биологического определения и включена в канон

социально обусловденных рамок классификации. Это привело к отказу то

универсальной ктегории «женщина» как описания коллективного соответствия,

которая употреблялась без изменения и, вследствии этого, обнаруживала свой

дискриминационный характерв отношении класса и расы. «Женственность» и

«мужественность» изменяются в зависимости от различных исторических связей

и перерсекаются с другими исследованиями, созданными соответствиями, такими

как класс, поколение, вероисповедание, региональная или этническая

принадлежность. Таким образом, пол становиться одним из ведущих понятий для

определения исторической действительности.

3.2 От истории полов к социальной истории.

Более близкое родство история полов обнаруживает с социальной

историей. Соответственно более сожно протекают процесы обобщения и

разделения между ними, что можно сравнить с близостью и отчуждением в

отношениях между отцом и подрастающей дочерью. Социальная история в том

виде, как она складывается с 60-х годов, претендуя, и не без основания, на

признание ее заслуг в проявлении особого интереса к новым областям

исторической действительности, а также в новой постановке вопросов и

предоставлений объектов изучения, что, в итоге, способствовало появлению

женщин в поле зрения ученых. По крайней мере, объекты, с которыми работали

специалисты по социальной истории, включали, как правило, представителей

обоих полов. Под всей социальной истории достаточно места и для категории

«пол».

Но как раз это в последнее время подвергается сомнению со стороны

исследователей истории женщин и истории полов. Такой расследование

обуславливается тем, что социальная история и история общества пишутся все

еще без учета «гендерного» вида . Однако большинство женшин – историков,

которые занимаются историей полов, едва ли собираются поставить под вопрос

идеи и методы социальной истории.

Между тем многие исследования показали, что теория модернизации,

понятая как модель центрального направления развития и имеющая силу вроде

бы для общества вообще, при учете обоих полов быстро наталкивается на свои

границы.

Касающаяся всего общества модернизация обладала для мужчин и женщин во

многих областях специально разными последствиями, которые, кроме того,

расходились по времени ихдвижения , темпам и возможным переходным моментам.

Здесь можно остановиться на нескольких примерах современной семьи,

которая была выдвинута в конце 18-го и в 19-ом веке, реализована

буржуазией, закрепила структуры неравенства, прежде всего ущерб женщинам.

Женщины долгое время с трудом добивались возможности участвовать в политике

(по формулировкам закона об избирательном праве). Наблюдаемые на рынке

труда специализация, либо совсем не касалась женщин, либо касались их

только частично и имели другие последствия для них. Показателем в этом

отношении может служить многоступенчатая профессиональная группа домашней

прислуги и дворовых людей, которая в 19 веке пережила процесс слияния

функций, в результате чего появилась чисто женская «профессия» служанки,

выполняющей любую работу.

Свойственное теории изменения концентрации внимания на процессе

развития привело к тому, что не были учтены устаревшие традиции и

казавшиесянеизменными соотношения, такие как соотношения полов. В

соответствии с результатами многочисленных исследований, нормы, касающиеся

полов, скорее становились более жесткими, чем изменялись или ослаблялись.

Социальный контроль над их выполнением происходил не бюрократичеки, а на

личностном уровне.

Понятия класса, которому отдается предпочтение в социальной

истории, должен быть пересмотрен. Исходя из основного о том, что сословное

общество эпохи Абсолютизма примерно с 1800 года последовательно перерастает

в классовое общество, специалисты по социальной истории уделяли таким

критериям, как пол, лишь второстепенную роль по отношению к классовой

принадлежности. При этом игнорировались феномены, которые препятствовали

стиранию классовых различий и касавшиеся преимущественно женщин, например,

отсутствие или непостоянность трудовой деятельности, а также дальнейшее

существование сфер деятельности, не определяемых как наемный труд. Процессы

разработки модели образования классов подразумевают следующее простое

развитие: классовое положение – классовое поведение – классовое поведение.

Включение женщин в такие модели было затруднено, поскольку женщины на

некоторых из этих ступеней вообще не представлены, а на других представлены

лишь незначительно.

Говорилось о «классе рабочих с их женами и детьми» и, таким образом,

создавалась лестница значений, которая позволяла устранить как исключение

из правил любые отклонения от модели поведения.

Процесс переосмысления начался, когда категория «класса» стала

привлекать внимание истории женщин и истории полов. В ряде исследований о

ситуации работниц был обнаружен особый ритм женского труда. При этом

отсутствие женских организационных структур объяснялось не столько

недостаточной готовностью работниц к их созданию, сколько мужским

безразличием. Кроме того, исследования выявили области, отрасли и периоды

времени, в которых женщины проявляли политическое сознание. То, что оба

научных подхода поставили в один ряд вопрос о «классе и поле»,

способствовало, с одной стороны, их плодотворному сближению. Однако, с

другой стороны, вместо «и» зачастую имелось ввиду«или», что приводило к

тому, что обе категории социального несоответствия становились

конкурирующими факторами, из которых в итоге один или другой воспринимался

как главный. Однако, таким образом, создавался ложный исторический субъект,

который выбирал между возможностью чувствовать и действовать либо «прежде

всего, как женщина», либо «прежде всего, как рабочий». Но работница не

оставляла своей женственности за воротами завода, так же как и учитель

мужской гимназии в своем чисто мужском заведении не действовал и не

размышлял как нейтральный в отношении пола гражданин. Самооценка,

мировосприятие, формы коммуникаций, образцы поведения были результатом

сплетения этих двух – и других –особенностей.

Для большинства женщин 19 и начала 20 века, которые либо вообще не

принимали участия в трудовой и политической жизни, либо делали это лишь

нерегулярно, культурный уровень класса, к которому они принадлежали, имели

большое значение. В исследованиях о буржуазии уже неоднократно отмечалось

влияние вида культуры на процесс создания классов, посколько класс

буржуазии нельзя назвать однороднным с точки зрения его положения в

обществе и их представителей. При этом стало легче ввести в рассмотрение и

родственницэтого класса, что иногда приводило к тому, что категория класса

нестолько дополнялась, сколько заменялась категорией «культуры». Что же

касается историографии рабочего класса, которая исследовала в основном

структкру, то здесь виды культуры долгое время вообще не рассматривались .

Культура в этом смысле создает и разделяет ментальные, моральные и

эстетические категории, оказывает влияние на восприятие человеком

действительности и на связанные с этим восприятием мнения и действия,

причем они в мере различаются в зависимости от принадлежности к

определенному полу и к определенному классу.

Социокультурное классовое соответствие формируется, познается и

передается на малом уровне в различных сферах, например, на предприятии, в

объединеии, в семье, среди соседей, в партии, в профсоюзе или в общине.

Прохождение в этих сферах процессы общения, а также в результате

накопления опыта складывается как классовое так и половое соответствие .

При этом не одна из них не является главной. Даже в тех сферах, в которых

уже господствует исключительно один пол, речь идет о сохраниении и

отграничении своей половой идентичности. Собственно женские ниши и сети уже

исследовались с этой точки зрения, прежде всего, специалистами по истории

женщин. Что же касается истории политики и экономики, то она еще почти не

изучалась с учетом гендерного вида и представляет собой многообещающий

материал для новых исследований с точки зрения истории мужчин.

Уделяя больше внимания виду взаимосвязанности, можно добиться

соединения категорий «класс» и «пол».

Во взаимном общении действующие лица истории рассуждая, создавали

сходства и различия по признаку класса и пола. Они на собственном опыте

испытывали эти сходства и различия, перепроверяли их, закрепляли,

передавали по традиции и, таким образом, усиливали сознание своего

неравенства.

Нужно стремиться соединить социальную историю и историю полов в

«общей истории общества», которая бы обходилась без иерархии категорий и

значимостей, принимала бы во внимание как женскую, так мужскую часть

истории, а и также сформировывала уже существующие теории.

4.Советская «Матриархаика» и современные гендерные образы.

Осознать происходившие события в нашей стране за последние

десятилетия сложно, поскольку слишком огромны и быстры были перемены.

Изменения в гендерных отношениях были существенны, но они входили в

сознание сложными путями, понятия часто появлялись, выходя из мечты . Путь

от замкнутых и "завершенных" советских времен к открытому времени

сопровождался ощущением "выращивания" самого понятия пола.

Еще в 20-е гг. установилось такое положение, когда внешняя

эмансипированность женщин прикрывала и даже оправдывала обожествленные

отношения в обществе. Провозглашенное равенство между полами не означало,

конечно, "свободной конкуренции" между ними. В этом "соревновании"

безусловное первенство принадлежало мужчинам, поскольку оставалась

незамечаемая (для большинства населения сама собой разумеющаяся)

стереотипов, дискриминирующих один пол. Замаскированное предубеждение

против идеи равенства выражалось в устойчивой общественной психологии,

когда сами женщины стремились (особенно это было заметно в последние годы

советской власти) "назад, к неравенству", поскольку в советском обществе им

часто отводилась тяжелая, низкооплачиваемая или непристижная работа.

Женское стремление "назад, к семье" парадоксальным образом делало

социальную ситуацию уравновешенной, устраивающей всех, поскольку

официальная установка втягивала женщину в общественную жизнь. Это не

способствовало развитию общества и, по сути, укрепляло сложившийся статус-

кво.

Много раз говорилось о том, что образ Великой Матери в традиционных

патриархальных обществах является лишь декоративным элементом, скрывающим

власть мужчин. У нас он был и показателем некоторой неотчетливо

обозначенной женской власти. То есть он указывал на смешанность отношений,

где "матриархальная" часть во власти пусть в небольшой степени, но

присутствовала. Эта "матриархаика" была смутной и обыкновенной мечтой,

проекцией из нереального будущего, которое ожидалось, но несбылось. Мечтой

о власти, которая была бы лишена одностороннего господства.

Когда многие пытются вглядеться в окончание сталинской эпохи с позиции,

которая была физически знакома тогда, то есть детским взглядом — снизу

вверх, в высоту этих трижды гигантских образов, которые и для взрослых были

огромны, мы особенно реально представляется каменная тяжесть того времени.

Матриархатные внешние черты были присущи послевоенному времени. Это

было связано с трагическими событиями войны, с резким сокращением числа

мужчин, когда женщины должны были многократно усилить свою значимость и

"видимость". При несомненном обожествленном внешнем мироустройстве позднее

сталинского времени, этот образ «Родины – матери» охранительной и

внушительной женской власти стал фоном, который превысил силу переднего

плана.

В культе Великой Богини выразилось архаическое представление о том,

что воспроизведение, рождение вообще есть творчество только женщины.

Поэтому дополняющая роль Богини-Матери не была столь уж далека от тяжелой

жизни того времени. Пропаганда посредством архитектуры, скульптуры,

живописи, плаката убеждала, что система окончательно сложилась и

утвердилась навсегда. Образ женщины здесь играл свою еще не совсем

осознанную роль, он был одной из частей этого сталинского стиля и,

несомненно, имел особый магический вес. Женские силуэты с мужскими

прямоугольными плечами пиджаков (по моде того времени) на фоне вечерних

окон, за которыми виделись вдалеке высотные здания... Эти силуэты контурно

совпадали с монументальными плечами высотных зданий, словно повторявшими

их, устремленными ввысь и уходящими тяжестью вниз.

Собирательный образ Великой Матери скрыто или явно проступает во

многих изображениях сталинской эпохи.

Монумент "Рабочий и Колхозница" у ВСХВ и другие подобные парные

образы того времени являют собой как порождающего первочеловека и его

проекцию из призрачного будущего.

. Характерно, что образы молодости чаще всего описывались с помощью

парных словосочетаний типа "юноши и девушки". Тем самым женщина вовлекалась

в зону равенства и в зону возможного обмена смыслов. Странным и комичным

способом эти фразы просуществовали довольно долго.

Перехода из советской эпохи в нынешнее неопределенное время

сопровождался "выращиванием пола", прорастанием значимости самой структуры

пола и новых гендерных понятий в нашем обществе.

. Причем черты той эпохи неожиданным образом проявляются и сейчас.

Оказалось, как ни странно, что отчетливо не формулируемые гендерные проекты

по-своему актуальны. Избавление нашего общества от мечты об идеальном

обществе идет параллельно с гораздо более правильными попытками поиска

новых гендерных смыслов и образов в западном обществе. То, что у нас

являлось в виде продвинутых в будущее неясных социальных проектов, в какой-

то степени повторяется на Западе, но приходит как обыденность вместе с

новыми технологическими, виртуальными, биологическими, компьютерными

возможностями.

Продвижение во времени от 50-х к 90-м годам в русском обществе

сопровождается изменением визуального (и смыслового) женского образа — из

мощной древности происходит восхождение, а может быть, и нисхождение — к

новому. Эта вытеснила устойчивый и безвременный (бессменный) образ женщины

средних лет. Происходило обретение пола, из древности он быстро вышел в

классу с развитой гендерной структурой общества.

Древность — вот одна из оппозиций, определяющих взаимодействие женского

образа того времени и сегодняшних дней. В нынешних изображениях пол

подразумевается как биологическая обыденность и ценность, он является

несомненным предметом женственного. Образы женщин прошлых лет были заменен

на более современные. Молодые женщины, явившиеся сейчас как будто из

долгого плена, из завороженности, из каменной скорлупы, быстро перешли в

разряд ускользающей виртуальности.

. Гендерные отношения — это еще одна важнейшая сила напряженной

структуры социализации ума.

Разрушение и растворение нереальных конструкций прошедшей эпохи не

могло пройти бесследно для будущего понимания гендерных смыслов в нашей

культуре.

4.1 Женщина в произведениях А. Марининой

В российском обществе «женская литература» играет сущетсвенную роль

отнюдь не как феномен, «созданный женщинами для женщин». Вместе с тем,

оставляя в стороне прочие хорошо известные функции массовой литературы,

отмечают ту роль, которую она играет в сознании женщиной своего нового

положения в быстро меняющемся, не стабилизированном мире, в котором

утрачены четкие границы не только в области социальных и культурных норм,

но и в области полоролевого взаимодействия, в области формирования

гендерных стереотипов

Из всех авторов женских детективов наиболее яркое развитие

«граничности» женщины в современной российской ситуации выраженны в

произведениях Александры Марининой, занимающей первое место по издаваемости

на книжном рынке России.

Термин «граничность» показывает кризис «гендерного отождествления»,

который наблюдается в российском обществе последнего времени.

Образы «женственности» и «мужественности», созданные в

предшествующие периоды, вступают в резкое противоречие с новыми гендерными

ролями и статусами, формирование которых наблюдается в современной

российской культуре. Естественно, что кризис соответствия сильнее всего

сказывается на женщине – наименее социально и культурно защищенном субъекте

современных процессов. Уже в который раз общество решает вопрос о том, что

значит быть женщиной (мужчиной) в социокультурном понимании.

Александра Маринина не только отражает в своих произведениях

ситуацию кризиса соответствия , но и сама является ее иллюстрацией. Помимо

известных биографических данных, занимаясь «традиционно мужским» делом –

написанием детективов, - Маринина воспроизводит в своем творчестве «женские

нормы письма», что конечно же влияет на систему художественных образов, на

выбор главных героев и приписывание им определенных качеств и мотивов

деятельности, поведенческих и психологических стереотипов. Вместе с тем, А.

Маринина в своих детективах создает ( и в равной степени отражает) новые

модели «женственности» и «мужественности». Создает уровни самооценки самой

женщины, уровни ее социокультурных притязаний, средства и способы ее

вписывания в статус иерархии современного общества. Для А. Марининой

детектив стал своеобразной «лабораторией», в которой создаются новые образы

и стереотипы «женственности». Детектив дает возможность исследовать

поведение женщин на границе нормальной и анормальной жизни; на границе

осмысления преступления, его совершения и его расследования; на границе зла

и добра, нормы и ее нарушения. Поэтому в детективах А. Марининой женские

персонажи превосходят мужские не только числом, но и разнообразием

характеров. В произведениях А. Марининой женщина не столько страдательная

сторона, не столько жертва, сколько активная личность, организующая

обстоятельства, а не подчиняющаяся им.

Главная героиня А. Марининой – Анастасия Каменская, которая является

образом в создании нового гендерного вида . Ее образ женщины,

интеллектуальный потенциал которой во много раз превышает аналогичные

способности окружающих ее мужчин. Это женщина, занимающаяся мужской

профессией, в мужском коллективе в типично мужской сфере деятельности и

достигающей в ней отличных профессиональных качеств. Делая свой разум

основным средством профессиональной реализации, Каменская утрачивает

качество, традиционно характерное женщине: способность к отторжению

чувственно – эмоциональной сферы.

Своеобразие А. Каменской не в том, что она отказывается «быть

женщиной» в силу профессионально – карьерных обстоятельств, а в том, что в

этом образе выражается типичная по отношению к женщине современная

ситуация: она вынуждена находиться на границе допустимого «риска жизни».

Реакцией на это становится приобретение «типично мужских черт»

(холодный ум, расчетливость, бесчуственная расчетливость), которые помогают

в профессиональном осуществлении, но осознаются самой А. Каменской как

«уродство», «ущербность», «неспособность быть женщиной» и переносятся ею

на сексуальную и любовную сферу. Результатом этих процессов становятся

неоднократные нервные срывы Каменской, когда она как собственный

психоаналитик, обладающий всеми необходимыми навыками психоанализа,

полученными в Высшей школе милиции.

А. Маринина неоднократно выделяет «непроявленность» облика Насти:

она никакая, ее образ сам по себе не запоминается, она носит «никакую»,

подростковую одежду (кроссовки, джинсы, свитер), за которой надежно скрыта

ее исконная женственность. Неся на себе «мужское лицо», Настя существует

как бы на границе своих «женских возможностей», буквально не ценя себя,

умервщляя свое тело (работой, экстремальными ситуациями, голодом и т.д.).

Отсутствие гендерного соответствия рождает интересный феномен: ее

перестают боятся мужчины, находящиеся в глубоком кризисе, душевной сумятице

или в ситуации выбора. Мужчины «принимают ее за свою» - постоянный феномен,

проходящий во многих произведениях. Отсутствие гендерной идентичности у

Насти, ее «граничность» приводит, однако, не к признанию ее

антиженственности, а к выводу ее необычности как женщины, лишенной женских

стереотипных качеств.

Потеря Настей гендерного соответствия имеет еще одно последствие.

Эмоциональная холодность, которая принимается Настей за самодостатачность и

силу характера, оборачивается не только неспособностью любить, в которой

она неоднократно признается со страниц произведений А. Марининой, но и

нравственной ущербностью.

Нравственный выбор Насти Каменской осуществляется с ее определенных

позиций: именно ее человеческие, а не «женские» качества, вступая в

противоречие с мужскими стереотипами ее профессиональной сферы

деятельности, дают Насте возможность выйти за границы понимания служебного

долга на общечеловеческую ( в определенном смысле безличную) позицию,

которая всегда оказывается правильной, нравственно безупречной, но

профессионально очень уязвимой и не совсем правильной. «Безличность» Насти,

стертость ее «гендерных» черт дают ей возможность выхода из ограниченно –

профессионального, ограниченно – человеческого, дают возможность

переступить границы, установленные обществом, нормы, навязанные мужским

миром, мужским профессиональным кодексом чести.

Характерно, что Настя имеет только друзей, которые являются

одновременно ее коллегами: она существует на границе, где ее личная жизнь

становится ее профессиональным существованием и наоборот. В этом

проявляется ее самодостаточность и своеобразная свобода.

Каменская – существо новой породы; «одинокая женщина – волчица» ( по

анологии с «одиноким волком» - мужчиной). Это осознанное и вместе с тем

искусственное одиночество ставит Настю не только на границу, определяющую

возможность и желательность извне, но и на границу доверия.

Настя находится «между», сохраняя свою одинокость, неповторимость,

«граничность». В этом ее свобода, социально – психологической идентификаци:

она может быть с кем угодно, в любой роли, в любом облике. Это создает

особую драматичность ее существования, где ее неповторимость становиться

гарантией избегания неприятностей, определенностей и непредсказуемости

мира, в котором она обитает.

Каменскую в любой момент могут убрать, уничтожить как профессионала

не из-за профессинальных ощибок, а из-за того, что она женщина,

занимающаяся не предназаначенной для жнщины работой. Поэтому как

профессионал – женщина Анастасия очень уязвима: в связи системно –

общественных, в том числе гендерных, стереотипов, она либо женщина, либо

профессионал.

Для Каменской же именно работа, профессионального осуществления

составляет центр мотивации и ценностей, на которые она ориентируется. Она

рассматривает лишение себя профессионального статуса как личный крах,

обессмысливание своего существования как полную потерю личной значимости.

Данная ситуация совершенно не типична для типичной женщины. Как правило, у

нее остается семья, как отдушина, компенсирующая профессиональные неудачи.

Анастасия же олицетворяет собой образ «новой женщины», для которой главным

является «человеческое» и социальное самоутверждение, профессиональная

самореализация; для которой мужчина становится средством решения

профессиональных вопросов, тем, кто обслуживает ее профессиональные цели и

потребности. Женщина – профессионал выступает как граница социально,

профессиональной и личной состоятельности и несостоятельности мужчины, как

активная сила, по отношению к которой происходит оценка «истинных», общих

значений, человеческих качеств мужчины.

В образе Анастасии Каменской отражается новый тип женственности,

воплощающей новую гендерную ориентацию в современной российской культуре и

потому являющейся «граничной», разрушающей, расшатывающей привычные

гендерные стереотипы. Женщина становится сильной, самодостаточной,

профессионально состоявшейся одиночкой, надеющейся только на себя. В этом

плане новая гендерная ориентация, опровергающая традиционно –

обожествленную или формально – уравнительную советскую системы гендерных

статусов, выделяет неповторимость женщины современной социокультурной

ситуации. Женщина, воплощающая новые гендерные ориентации и осознающая это,

становится активным, не стабилизирующим фактором, способствующим падению

стереотипов «мужского мира» после советской эпохи. Осознание новых

гендерных ориентаций в современной культуре связано с существенным

расширением личного пространства женщины, с проявлением ее социальных и

гендерных статусов.

4.2 Женщина как цель и как средство в отечественной рекламе.

Было очевидно, какой драматической была первоначальная реакция

именно женской части аудитории страны на появившуюся телерекламу. Это была

не просто реакция на новшество из – за заграницы, но реакция "советских

людей" на образ «чужой жизни», проникающий в их доме.

Это была не просто реакция бедных на показ жизни богатых, но реакция

потребителей из «бедной» экономики на показ «богатой» экономики. Наконец,

это была не просто реакция женщин на демонстрацию иного понятия женщины, но

это стало кризисом автоматизированного понимания. Нормативным

представлениям о женской судьбе, о той самой "доле" в условиях, когда

менять ее они уже (еще) не могли.

В российских условиях феминистическая критика, в том числе критика

рекламы, обнаруживается на фоне таких развитий, которые мало или очень мало

напоминают обстоятельства ее относительно недавнего возникновения на

Западе.

Феминистическая критика рекламы в силу этого оказывается позади

другой критики. Таковая, то есть волна негодования в адрес рекламы со

стороны взрослой женской части аудитории, уже прошла несколько лет тому

назад, когда реклама входила в после советское пространство.

Во все перестроечное десятилетие дело с отцом (в его роли выступало

сначало правительство в целом, а потом уже и сам первый президент РФ) так

и не сладилось: Родина-мать оставалась матерью-одиночкой. Кино и эстрада,

литература и педагогика исподволь подходили к этой проблеме. Образ

затюканного мужа, никчемного нахлебника, лежащего с газетой на диване, в то

время как жена делает всю домашнюю работу, усугублял, а не лечил кризис

семьи. У такого мужа фактически не может быть жены, у него есть еще одна

мать.

Даже нынешняя реклама эксплуатирует это обстоятельство. На защите

семьи (в этот раз — от микробов) стоит женщина, доходы мужа которой

позволяют купить разве что тюбик пасты "Аквафреш" и кусок мыла "Сейфгард".

Реклама добродетельна без предела, поскольку при таком муже речи о сексе

вести бессмысленно.

Реклама когда-то раздражала россиянок введением чуждого. Телевидение

покупало их внимание показом "добрых старых советских фильмов", распеванием

старых советских песен. Буржуазную рекламы впихивали в социалистического

кино. Так женщин примиряли с действительностью.

В конце 90-х был сделан следующий шаг. Именно те не очень молодые

женщины, которые первыми встретили рекламу в штыки, теперь сами оказались

представлены в рекламе. Она убеждает их, что теперь они помирились с ней.

Их собственными устами она обращается к ним как к носительницам

традиционных ценностей ("Тот самый чай!", "Когда я была маленькая...").

Реклама далее убеждает их, что они еще и экономные хозяйки, которые готовы

сэкономить копеечку на более дешевом (или более дорогом — логика одинакова)

стиральном порошке.

В настоящее время у "настоящих мужчин" есть подруги. Это молодые

женщины совсем иного склада. Они знакомы с рекламой если не с детства, то с

юношеских лет. Это они сперва обретают уверенность в себе посредством

употребления прокладок и тампонов, дезодорантов и зубных паст. Потом они

обеспечивают себе неотразимость и сознание своего достоинства посредством

мыла и шампуня. Затем они награждают своего партнера символической

сексуальной силой, даря ему парфюмы и безопасные лезвия.

Закономерным образом они далее становятся женами, которых водят в

ресторан и которым покупают мебель. (Себе настоящие мужчины тем временем

покупают машины и пиво.) Потом они становятся матерями здоровых и

симпатичных детей. Реклама памперсов и кофе, май-онезов и бульонных кубиков

рисует теперь полную семью. Там, пусть на заднем плане, но есть отец,

который — не спрашивайте как — обеспечивает достаток. Мать на переднем

плане, она обеспечивает счастье. Ясно как — правильным потребительским

поведением.

Реклама стала фактом и фактором повседневности. Предметами

рекламирования стали более доступные вещи.

Реклама шоколадных батончиков и газированных напитков, кофе и чая

тем или иным способом эксплуатировала праздничное время от повседневности.

При этом "точкой опоры" была избрана женщина. На экране реклама дарила ей

то "райское наслаждение" на экзотических островах Океании, то рай

счастливой и благополучной большой семьи, что не менее экзотично для

России. В третьем случае повседневность остранялась романтичностью

вечеринки, в четвертом — приданием сексуального подтекста служебным

отношениям.

Реклама, при том что обладает многими чертами сходства с сериалами,

возможностей для выхода даже не предлагает. Она в этом смысле более

мужественный спорт. И недаром женщины, любящие сериалы, не любят рекламу, и

наоборот.

Реклама вся построена на внедрении небудничного в повседневность и

очень нуждается в знаках небудничности. Обнаженное тело, прежде всего тело

молодой женщины, — сильный и устойчивый знак отмены норм повседневно-

публичного поведения. В этом его главный соблазн для рекламы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проанализировав историю становления женской концепции, гендер, как

категорию новой истории в литературе, значение пола в истории культуры, а

также большой скачок от советской «матриархаики» к современым гендерным

образам, можно предположить, что произошла революция, в которой большое

значение сыграло: раздееление полов, появления гендерного класса,

репрезентации женщин, произошла смена мужских исследований о женщинах на

женские исследования о женщинах.

Отличие мужских иследований от иследования женщин произошли от

включения женского опыта в рамках социальной и культурной действительности,

как основы научной работы, что не только изменило тип изложения, но также

внесло туда иной познавательный интерес. Традиционные исследования о

женщинах перестали расматриваться как научно обоснованные высказывания,

способные объяснить неравные общественные позиции женшин и мужчин.

«Теории», которые приписывали женщинам особенную иррациональность, кротость

и домовитость, стали теперь считаться мужскими стратегиями, имеющими своей

целью не столько объяснить, сколько оправдать существующий стереотип. С

научной точки зрения это выглядит следующим образом: «как поставленный под

сомнения «нейтральный», «бесполый» исследователь – индивидуум, погруженный

в теоритическую и критическую работу, который долгое время размышляя над

выделением универсальных человеческих ценностей Просвещения, почти совсем

упустил из виду властные соотношения внутри культуры, зависящие от пола».

Отделения и разграниения, теории и исследования, что только не

пришлось претерпеть женщине в свое время, но женщина нашела в себе силы

преодолеть все мужские теории, при этом остаться для них загадкой и внести

ясность в свое существование, приспособиться к всевозможным изменениям во

всем мире и при этом показать себя значимой фигурой в нашем существовании.

Список литературы

Альчук А. Женщина и визуальные знаки, - М., 2000.

Грошев И. В. Полоролевые стереотипы в рекламе.// Психологический журнал.-

М, 1998.

Заков В. В. Полоролевые различия и понимания неправды, лжи и

обмана.//Психология личности.- М., 1997.

Пол Гендер Культура./Под редакцией Элизабет Шоре и Каролин Хайдер.- М.,

1999.

Пол Гендер Культура №2./Под редакцией Элизабет Шоре и Каролин Хайдер.-

М.,2000.

Советский энцикловедический словарь/Под редакций А.П. Прохорова. – М, 1985.

Социология. Учебное пособие для студентов вузов./ Сост. А.С Кислицин.-

М.,2001.

-----------------------

Научный руководитель: К. К. Н., доцент Костина А. В