Духовная жизнь Чжоуского Китая
5
Реферат по истории Китая
ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ ЧЖОУСКОГО КИТАЯ
ПЛАН
1. Мифология и изображение древней жизни Китая.
2. Идеология гармонии государственной жизни.
3. Литература.
1. Мифология и изображение древней жизни Китая.
Рационализированная, демистифицированная и демифологизированная в своей глубинной основе ментальность высших слоев сыграла едва ли не решающую роль как в судьбах восточно-чжоуской государственности, так и в истории Китая в целом. Дело в том, что суеверия и верования крестьянских низов находились на достаточно примитивном уровне ранних религиозный систем и не могли оказать существенного воздействия на религию верхов. Религия же верхов (начиная с приносивших жертвы шан-ди шанцев) оказалась в Чжоу, особенно после трансформации шан-ди сначала в Шанди, а затем в Небо, весьма специфическим феноменом. Ей не были свойственны ни развитый миф, ни культ полубожественных героев-демиургов, ни сотериологические идеи спасения в загробном мире, ни идея молитвы во имя избавления от грехов. У нее не было церковной организации, священных догматов, классических канонов. В некотором смысле можно сказать, что древнекитайской религии не существовало вообще, а вместо нее были постепенно отмиравшие либо трансформировавшиеся ементы раннерелигиозной системы первобытных времен, имевшие хождение в основном среди социальных низов.
Эквивалентом отсутствующей официальной религии развивавшегося государства стали аристократическая этика и ритуальный церемониал. Высшим сакральным авторитетом было всемогущее, но недоступное Небо. Ритуально-этическая связь с Небом по-прежнему (как то бывало и в Шан с предками шан-ди) осуществлялась прежде всего самим ваном, а основополагающая идея небесного мандата, тесно связанного с добродетелью-благодатью дэ в правящем доме, была при всей своей рациональности едва ли не единственной религиозно-мистической доктриной, определявшей мировоззрение правящих верхов, а через них -- и всего чжоуского Китая. Впрочем, мистики и здесь было немного, ибо адаптивный характер связи сына Неба с Небом был вполне очевиден. Разработка этой системы шла, естественно, по линии создания документальной основы превосходства вана как высшего носителя дэ, как символа, продолжавшего сохранять некое высшее социально-культурное единство чжоуского Китая.
В отличие от писцов-грамотеев в ближневосточной древности, озабоченных прежде всего хозяйственной отчетностью на храмовых землях, или брахманов в Индии, обычно в устной форме фиксировавших ведические сказания и комментарии к ним, составители документов в эпоху Чжоу были прежде всего чиновниками-летописцами или чиновниками-историографами. И если в западночжоуские времена на их долю выпадало главным образом создание текстов типа инвеституры или краткого описания заслуг, важных событий (надписи на бронзе), то в VII--VI вв. именно их усилиями начали изготовляться документы иного рода. Речь идет о так называемых главах второго слоя «Шуцзина», датируемых как раз этим временем. Главы эти, насколько можно судить, писались специалистами своего дела при дворе вана, в его столичном архиве, а главной целью их составления было доказать, что высшее право на власть в Поднебесной должно остаться за легитимным ваном, а также объяснить, почему это важно.
Сравнение с мифами ханьского времени, собранными и изданными в Китае сравнительно поздно, когда были учтены устные предания различных народов, вошедших в состав империи, показывает, что составители глав второго слоя «Шуцзина» щедро черпали из того же источника -- те же или схожие имена, сюжеты и т.п. Но сравнение с ханьскими мифами показывает, как тщательно чжоуские историографы «очищали» древние предания, лишая их мифогероической и мифопоэтической основы и придавая им звучание строго выверенных легендарных повествований, претендующих на полную достоверность. Псевдоисторические реконструированные рассказы были затем умело выстроены в линейно-циклический ряд в строгом соответствии с нормами и принципами теории небесного мандата и соответствующего восприятия в Китае глобального исторического процесса. Главным же итогом всей работы, о которой идет речь, было создание представления о золотом веке далекого идеализированного прошлого, который воспринимался как мир Высшей Гармонии и Абсолютного Порядка.
Нынешний текст «Шуцзина» начинается именно с глав, рассказывающих об этом. В первых из них идет речь о великих древних мудрецах Яо и Шуне. Яо был первым из легендарных императоров древности, о его деяниях рассказано немало и с нескрываемым восхищением. Он был воплощением высшей добродетели и выдающихся способностей. Его заслуги неизмеримы и неисчерпаемы. Яо упорядочил летосчисление, создал и укрепил империю, привел в состояние гармонии сперва своих близких род-ственников (девять кланов -- цзу), затем свой народ (байсин, т.е. сто фамилий), а потом и весь мир, т.е. Поднебесную (в данном случае употреблено сочетание ваньбан, все государства). После этого в Поднебесной наступила эпоха процветания и начался тот самый золотой век гармоничного порядка, о котором ностальгически вспоминается в первой главе «Шуцзина».
Мудрый Яо умело подобрал себе помощников, прислушиваясь при этом к мнению людей. Он не передал власть своему сыну, в способностях которого сомневался, а выбрал в преемники мудрого и добродетельного Шуня, зарекомендовавшего себя почтительностью к сварливым родителям и злым родственникам, умеренностью в образе жизни, исполнительностью, а также некоторыми административными способностями. Дав ему в жены двух своих дочерей, Яо еще раз проверил способности Шуня управляться с людьми, в данном случае с семьей, и, убедившись в том, что не ошибся, передал ему на склоне лет власть. После смерти Яо Шунь стал полным правителем Поднебесной и продолжил дело Яо. Он окончательно наладил отношения в семье, навел порядок в администрации и позаботился о системе наказаний, а также о регулярном контроле за работой аппарата власти. Шунь определил сферу действий своих помощников, унифицировал регламент, знаки власти, ритуалы, разделил Поднебесную на двенадцать регионов и приказал назначенным возглавлять их правителям управлять достойно, опираясь на способных и умных.
Как и Яо, Шунь передал свою власть не сыну, а наиболее достойному и умному из своих помощников. Им оказался Юй, великий усмиритель разбушевавшейся природы, укротитель, водной стихии. Специальной главы о Юе в «Шуцзине» нет, да и вообще в отличие от Яо и Шуня он более похож на культурного героя, каких китайская мифология не знала и не прославляла. Юй в этом смысле блестящее исключение Он вошел в историю не как умелый управитель, ибо все необходимое в этом плане до него успешно сделал и Яо и Шунь, но именно как герой, чьи подвиги в борьбе с разбушевавшейся водной стихией в Конечном счете не только послужили на благо людям, но и как бы завершили общее дело, поставили точку на всем нелегком процессе социокультурных преобразований и политико-административных установлений, т.е. достроили стройное царство Гармонии и Порядка в Поднебесной.
Юй передал власть своему сыну, и именно от него Пошла, судя по главам второго слоя «Шуцзина», та самая династия Ся, о которой в немногих словах, скорее постулируя контуры, нежели излагая факты, впервые завел речь еще Чжоу-гун. Теперь в изложении историографов периода Чуньцю династия Ся выглядит уже достаточно убедительно. Основал ее великий Юй, продолжали дело Юя его преемники, и так было вплоть до последнего из них, презренного Цзе (имя его впервые появилось только в главах, о которых сейчас идет речь). Цзе утратил дэ династии Юя и тем привел Ся к гибели, заставив великое Небо отобрать у него мандат и передать его добродетельному шанскому Чэн Тану.
Так к VI в. до н.э. стала выглядеть легендарная предыстория Китая -- та самая, которой столь мало интересовались шанцы и которую столь возвеличили в своих интересах чжоусцы. И не так уж важно, откуда взялись имена и деяния. Сыма Цянь в своей капитальной сводке упоминает о том, что среди тех, кому в начале Чжоу были даны уделы, можно встретить потомков Яо, Шуня и Юя. Видимо, это так и было, причем вполне вероятно, что предания соответствующих племенных групп были использованы при составлении легендарной предыстории В конце концов не так уж и важно, существовали ли на самом деле правители или вожди, именовавшиеся этими именами, совершали ли именно они те или иные поступки, которые впоследствии были им приписаны. Важно совсем другое предыстория должна была обрести славные имена великих мудрых правителей и выдающиеся их деяния. Таким образом, должна была быть создана дидактическая модель золотого века, которая могла бы служить эталоном для следующих поколений. И эта модель была создана до середины VI в. до н.э., т.е. до Конфуция, который, как известно, в свое время восклицал: «О, сколь велик был Яо как правитель! Небо велико, и лишь Яо соответствовал ему. Сколь славны его дела!. Сколь величественны Шунь и Юй!».
2. Идеология гармонии государственной жизни.
Показательно, что главы второго слоя «Шуцзина», писавшиеся в годы политической децентрализации и феодальных междоусобиц периода Чуньцю, являют собой наглядный контраст убогой реальности заговоров, интриг, переворотов и далеких от добродетели норм поведения правящих верхов чжоуского Китая Но подтекст этих умело сконструированных и оказавших свое воздействие в первую очередь на те же верхи глав очевиден: вот он, истинный эталон добродетели и гармонии, вот к чему следует стремиться, вот какой была и вновь должна стать Поднебесная! Возвеличенные, искусственно поднятые на недосягаемый пьедестал Высшая Гармония и Мудрый Порядок не только опирались на всеми уважаемую, никем не подвергавшуюся сомнениям идею небесного мандата, но и, отталкиваясь от этой идеи, заново формировали во многом утраченный менталитет подданных властителя Поднебесной. Этот менталитет был оживлен идеалами золотого века в их наглядной и конкретной форме. Тем самым формировался мощный социопсихологический заряд, направленный против децентрализации с ее раздробленностью и усобицами, своекорыстием и аморальностью рвущихся к власти честолюбцев.
Историографы -- ши, создавшие идеал золотого века, были не столько чиновниками вана, выполнявшими его социальный заказ, сколько идеологами сильного государства, без которого нет политической стабильности, господствует беспорядок и дисгармония в отношениях между людьми.
Следует добавить, что помимо теоретической разработки идеи гармонии, порядка и единства Поднебесной с ориентацией на мудрость древних чжоуские ваны делали все, что было в их силах, дабы противостоять децентрализации или нелегитимному сплочению страны под властью гегемонов-ба Чжоуским ванам, среди которых в период Чуньцю, насколько можно судить, не было выдающихся личностей, нелегко было отстаивать свой суверенитет и высший сакральный статус сына Неба. Но они изо всех сил старались сохранить свое исключительное положение и по меньшей мере частично в этом преуспели Они не позволили первым двум всесильным гегемонам-ба сместить их. Они все время подчеркивали исключительность своих прерогатив и строго соблюдавшегося корпуса ритуально-церемониальных норм, в конечном счете, высоко ценившихся аристократией царств, стремившейся их усвоить и бесспорно признававшей превосходство вана в этой сфере
Таким образом, и теоретические разработки на высшем уровне идеологических конструкций, и практические шаги в сфере ритуала и церемониала, во многом выполнявшей в чжоуском Китае функции отсутствовавшей в стране развитой религиозной системы, решительно противостояли центробежным тенденциям чжоуского общества. Это противостояние, опиравшееся на теорию небесного мандата и на добавленные к ней усилиями чжоуских историографов идеалы золотого века великих древних мудрецов, постоянно рождало мощный импульс упорядочения Поднебесной, подчинения своеволия чжухоу единой высшей нормативной традиции и возглавляемой сыном Неба административной иерархии. Такого рода постоянное идейное давление сверху было союзником слабого вана в его борьбе с могущественными вассалами. Но в еще большей степени оно было импульсом в пользу централизации как таковой -- вне зависимости от того, кем и когда она будет завершена.
Это последнее обстоятельство стоит подчеркнуть особо. Дело в том, что внутри царств и княжеств в Чуньцю происходил аналогичный всеобщему восточночжоускому процесс внутренней дезинтеграции и ослабления центральной власти. Могущественные вассалы из числа наследственных владельцев уделов и глав крепких кланов цзун-цзу активно противостояли своим сюзеренам-чжухоу, что становилось особенно очевидным в тех государствах и тогда, где и когда правители по тем или иным причинам ока-зывались ослабленными, как то было в царстве Лу. Поэтому интеграционный импульс был обращен не столько против чжухоу (хотя он противостоял прежде всего их самовластию) сколько вообще против децентрализации и дезинтеграции, свойственных структуре древнекитайского общества периода Чуньцю. Этот импульс и сыграл свою решающую роль в судьбах чжоуского Китая.
Литература.
1. Васильев Л. С., Лапина З. Г., Меликсетов А. В., Писарев А. А. История Китая: Учебник для студ. вузов, обуч. по ист. спец. / А.В. Меликсетов (ред.) -- 3-е изд., испр. и доп. -- М. : Издательство Московского университета, 2004. -- 751с.
2. Границы Китая: история формирования / РАН; Институт Дальнего Востока / В.С. Мясников (общ.ред.), Е.Д. Степанов (общ.ред.). -- М. : Памятники исторической мысли, 2001. -- 470с.
3. Фицджералд Чарлз Патрик. История Китая / Л.А. Калашникова (пер.с англ.). -- М. : Центрполиграф, 2005. -- 459с.
4. Всемирная история: Век железа. Древнейшие цивилизации Востока / И.А. Алябьева (ред.кол.). -- М.; Минск : АСТ, 2000. -- 760с.
