Эволюционные и революционные изменения в форме государства

Министерство образования Российской Федерации

ТАМБОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра Теория и история государства и права

| |УТВЕРЖДАЮ |

| |Заведующий кафедрой, проф., д.и.н. |

| |С.А. Есиков |

| |(подпись) | |

| |«| |»| |2003г. |

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

НА ТЕМУ:

|« Эволюционные и революционные изменения |

|в форме государства» |

|Автор дипломной работы |Фарбер Александр Ильич |

|Группа |Ю – 54 |специальность 021100 "Юриспруденция" |

| | |

|Руководитель работы: | | |к.и.н. Р.В.Косов |

| |( подпись, | |(инициалы, фамилия) |

| |дата) | | |

|Нормоконтролер: | | |асс. Е.А.Попова |

| |( подпись, | |(инициалы, фамилия) |

| |дата) | | |

Тамбов 2003

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. ОСОБЕННОСТИ ТРАНСФОРМАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ ГОСУДАРСТВА

1. ПОНЯТИЕ И КЛАССИФИКАЦИЯ ФОРМ ГОСУДАРСТВА

2. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА ОТ АВТОРИТАРИЗМА К ДЕМОКРАТИИ

3. ТОТАЛИТАРИЗМ: ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ЭВОЛЮЦИЯ

2. ОСОБЕННОСТИ ТРАНСФОРМАЦИИ ФОРМ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВЛЕНИЯ

1. ИНСТИТУТ ПРЕЗИДЕНТСТВА В СОВРЕМЕННОМ ГОСУДАРСТВЕ КАК

ИНДИКАТОР ПРОЦЕССА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ СООТНОШЕНИЕ ФОРМ

ПРАВЛЕНИЯ И ПОЛИТИЧЕСКИХ

РЕЖИМОВ

3. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ФЕДЕРАЛИЗМА

1. МИРОВАЯ ПРАКТИКА ФЕДЕРАЛИЗМА

2. ФЕДЕРАЛИЗМ В РОССИИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМЫХ ИСТОЧНИКОВ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

История многих стран учит, что во времена жесточайших социально-

политических кризисов, чреватых национальными катастрофами, лишь форма

государства, его внутренняя организация, если в ней оставались живые силы,

спасала от гибели. Всё, что есть устойчивого, стабильного в государстве, в

большой мере относится к его форме. Проявления понятия «форма»

применительно к государству многолики: от униформы представителя власти,

государственного служащего до внутренней организации государства, его

структуры.

Именно формальное начало выделило из нерасчленённого единства

социальных норм древности право, именно форме обязано своим появлением

государство. На протяжении многих сотен лет, по традиции, идущей еще от

античности, государственно-правовая наука держала в центре своего внимания

два вопроса:

1. Какие формы государства знает история и современность;

2. Какая из известных государственных форм наилучшим образом

подходит для данного народа в данное время.

Серьёзное влияние на форму государства оказывает культурный уровень

народа, его исторические традиции, характер религиозных воззрений,

национальные особенности, природные условия проживания и другие факторы.

Специфику формы государства определяет также характер взаимоотношений

государства и его органов с негосударственными организациями (партиями,

профсоюзами, общественными движениями, церковью и другими организациями).

Форма государства, т.е. устройство государственной власти, её

организация, в содержательном отношении выступает разными своими сторонами.

Во-первых, это приёмы и методы осуществления государственной (политической)

власти. Во-вторых, это определенный порядок образования и организации

высших органов государственной власти и управления. В-третьих, способ

территориального устройства государства, определенный порядок

взаимоотношений центральной, региональной и местной властей. Таким образом,

форма государства синтезируется из трёх основных элементов, а именно: формы

(государственного) политического режима, формы (государственного)

правления, формы (государственного) территориального устройства.

Такое понимание формы государства сложилось не сразу. Долгое время её

считали состоявшей из формы правления и формы государственного устройства.

Подобная точка зрения опиралась на взгляды выдающихся мыслителей прошлого

Ж.-Ж. Руссо и Л. Дюги[1]. Лишь в начале XX века к первым двум элементам

формы государства добавился политический режим, политическая динамика.

Проблема трансформаций, происходивших на протяжении веков в форме

государства, достаточно широко представлена в зарубежной и отечественной

научной литературе. Среди современных правоведов следует особо выделить

работы Д.А.Керимова[2] и Е.Т.Гайдара[3], посвященные теории формы

государства и исторической практике преобразования государственно-правовых

институтов разных стран. В большинстве из них концептуальной основой

является теория организации государственной власти, заключающейся в

единстве трёх элементов - политического режима, формы правления и

территориально-государственного устройства.

На ту или иную разновидность политического режима оказывает влияние

множество факторов: сущность и форма государства, характер

законодательства, фактические полномочия государственных органов и

юридические формы их деятельности, соотношение общественно-политических

сил, уровень и стандарты жизни, состояние экономики, формы классовой борьбы

и классового сотрудничества. Существенное влияние на вид политического

режима оказывает общественно-политическая атмосфера, складывающаяся подчас

вопреки желаниям господствующего в государстве слоя и вразрез с

директивными прогнозами. На вид политического режима может оказать

воздействие и международная обстановка. На разных исторических этапах

формируются различные политические режимы, они неодинаковы в конкретных

государствах одного и того же времени.

Политический режим — характеристика не только (и даже, может быть, не

столько) государства, но и всей политической системы: отношения между

людьми по поводу государственной власти и отношения людей с государственной

властью, образующие содержание политического режима, разворачиваются именно

в сфере политической системы. Поскольку последняя является одним из уровней

гражданского общества, постольку глубинные социально-экономические и

культурные основы этого общества обусловливают характер государства не

непосредственно, а запечатлеваясь в особенностях политического режима как

содержании политической системы.

Характер формы правления в конечном счёте зависит от типа общества. В

обществах, не связанных экономическими узами обмена и вынужденных

объединяться посредством централизованной государственной власти,

естественной формой правления представляется монархия. Там, где форма

правления не сопряжена с иерархической системой феодальной собственности на

землю и её верховным собственником в лице самого монарха, она принимает вид

деспотии (например, государства восточных деспотий, основанных на азиатском

способе производства). Для обществ, основанных на обменных отношениях между

свободными, политически равными субъектами-собственниками, характерна

республиканская форма правления.

Политический режим, будучи сам обусловлен теми же социальными

факторами, влияет на форму правления более опосредствованно, определяя те

её меняющиеся черты, которые связаны с исторически конкретными

политическими ситуациями в государстве.

Сказанное объясняет, почему невозможен прямой перенос политической

формы, исторически возникшей в одной стране, в другие страны, хотя вполне

возможно использование мирового и частного опыта отдельных народов с его

последующей адаптацией к конкретно-историческим условиям того или иного

государства.

Территориальное устройство — историческое следствие той предпосылки

государства, которая сформировалась в результате замещения

кровнородственных связей соседскими и эволюционировала в принцип разделения

людей не по их происхождению, а по проживанию на определенной территории.

Естественно, что по тому же принципу должны были строиться и

государственные органы, людьми управляющие.

Форма государственного устройства показывает: из каких частей состоит

внутренняя структура государства, каково правовое положение этих частей и

каковы взаимоотношения их органов, как строятся отношения между

центральными и местными государственными органами, в какой государственной

форме выражаются интересы каждой нации, проживающей на территории данного

государства.

В отличие от формы правления, организация государства рассматривается

в моей работе с точки зрения распределения государственной власти и

государственного суверенитета в центре и на местах, их разделения между

составными частями государства.

Предметом моего исследования являются эволюционные и революционные

метаморфозы, происходившие с древнейших времён до наших дней в истории

государственности. Коренные политические изменения, происходящие сегодня в

России и в мире, подтверждают актуальность такого вопроса.

Цель моей работы – исследовать процессы трансформации, происходившие

на протяжении веков в форме государства и на этой основе сделать общие

выводы, позволяющие судить об их закономерностях и противоречиях, имеющих

значение для современности.

В работе я ставил перед собой следующие задачи:

1. Показать эволюцию всего спектра политических режимов с древности

до наших дней, выявив закономерности перехода посттоталитарного общества к

демократическому через период авторитарных трансформаций;

2. Раскрыть основные условия и предпосылки появления тоталитаризма,

исследовав узловые сходства и различия конкретных тоталитарных режимов,

существовавших в XX веке;

3. Исследовать изменения в форме правления, произошедшие как

естественным, так и насильственным путём, обратив особое внимание на

различия в правовом статусе главы государства (президента) как индикатора

процесса политической трансформации;

4. Выявить соотношения политических режимов и форм правления,

исследовав политическую историю пяти ведущих мировых держав в XX столетии;

5. Исследовать эволюционные и революционные изменения в форме

территориально-государственного устройства, выделив важнейшие

закономерности и возможные пути развития федерализма в России и в мире.

Из нормативно-правовых источников в своей работе я использовал

Конституцию Российской Федерации, а также ссылки на основные законы

зарубежных государств, приводимые в монографиях и научных статьях.

Кроме того, мною использовались учебники и периодическая литература.

Структура моей работы построена в строгом соответствии с задачами

исследования. Две первые главы последовательно раскрывают особенности

трансформации политических режимов государства и форм государственного

правления. Заключительная глава посвящена теоретическим и практическим

аспектам федерализма, институту, по сей день претерпевающему многообразные

и радикальные изменения.

1 ОСОБЕННОСТИ ТРАНСФОРМАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ ГОСУДАРСТВА

1. ПОНЯТИЕ И КЛАССИФИКАЦИЯ ФОРМ ГОСУДАРСТВА

В начале своей работы я хочу привести определения основных понятий,

которыми буду пользоваться в дальнейшем, чтобы уточнить предмет

исследования и избежать терминологической путаницы.

Итак, форма государства — это его устройство, выражающееся в

характере политических взаимоотношений между людьми, между людьми и

государством, между государством и людьми в процессе управления ими

(политический режим), в способах организации высших органов государственной

власти (форма правления) и в административно-территориальном делении

государства (форма территориально-государственного устройства)[4].

В разных странах государственные формы имеют свои особенности,

характерные признаки, которые по мере общественного развития наполняются

новым содержанием, обогащаясь во взаимосвязи и взаимодействии. Как было

сказано выше, форма всех существующих государств, особенно современных,

имеет общие признаки, что позволяет дать определение каждому элементу формы

государства.

Появившись в научном обороте в 60-е годы прошлого века, категория

«политический режим», по мнению одних учёных, в силу синтетического

характера должна была рассматриваться в качестве синонима формы

государства. По мнению других, политический режим должен быть вообще

исключён из состава формы государства, поскольку функционирование

государства характеризует не политический, а государственный режим.

Дискуссии того периода дали начало широкому и узкому подходам в понимании

политического (государственного) режима[5].

В узком смысле, политический режим – это совокупность приёмов и

способов государственного руководства, а в широком, он включает в себя

уровень гарантированности прав и политических свобод личности, степень

соответствия официальных конституционных и правовых норм политическим

реалиям, характер отношения местных и центральных властных структур к

правовым основам государства и общественной жизни[6].

В соответствии с двумя типами политических систем современная теория

государства различает два основных типа политических режимов:

демократический и тоталитарный. Эта классификация восходит ещё к Платону,

выделявшему, помимо "наилучшего государства", тимократию (господство

благородных воинов), олигархию (правление богатых семей), демократию и

тиранию; последняя, если пользоваться современной терминологией, есть

тоталитаризм.

Тимократия и олигархия были историей преодолены (первая — полностью,

вторая — частично), а демократический и тоталитарный режимы превратились

ныне в господствующие формы. Конечно, их современное истолкование

отличается от платоновского. Государствоведческая мысль XX века

противопоставляет демократию как политическую форму, обеспечивающую

прогресс, тоталитаризму как воплощению политической реакции, тогда как у

Платона обе они суть формы вырождения "наилучшего государства". Правда,

тирания (платоновский эквивалент современного тоталитарного режима), в этой

градации занимает последнее место и потому страдает наибольшей

вырожденностью[7].

Сравнение платоновской концепции политических режимов (государств) с

современным государствоведением свидетельствует, что в ней содержатся в

зародыше практически все элементы политической мысли, при помощи которых и

сегодня формируются политические теории: и типология политических режимов

(государств), и их историческая последовательность, и закономерности их

смены, и формы перехода от одного типа государства к другому (например,

революция, гражданская война), и даже указания на источники исторических

изменений, среди которых Платон обозначает и то, что позднее марксисты

назвали классовой борьбой.

Политический режим демократического типа имеет своей социально-

экономической предпосылкой существование индивидуальных суверенных

субъектов, являющихся собственниками экономических условий своей жизни и

строящих отношения друг с другом на основе обмена и договора.

Политическими предпосылками этого режима являются:

1) отсутствие единой, обязательной для всех официальной

государственной идеологии, которая однозначно определяет цель общественно-

исторического развития, а иногда и политические средства ее достижения;

2) наличие свободно формируемых внегосударственных политических

партий, отражающих социальную дифференциацию гражданского общества;

3) ограничение политической роли партий участием в выборах, на

которых они выступают с разработанной избирательной программой, отражающей

интересы представляемой партией социальной группы гражданского общества;

4) функционирование политической системы, предполагающей борьбу,

конкуренцию политических партий, соглашения между ними, образование

коалиций политических сил, которые стремятся к парламентскому большинству и

получению решающей роли в государственном управлении; предполагается, что

возникающая таким образом политическая борьба есть отражение социально-

экономической конкуренции внутри гражданского общества;

5) существование не определяющего государственную политику и

потому не несущего за нее ответственность меньшинства, в функцию которого

входит оппозиционная политическая деятельность, разработка альтернативных

программ общественного развития, позитивная критика государственного

руководства, идеологическая и кадровая подготовка его смены;

6) наличие политических свобод (гласность, свобода слова, печати,

уличных шествий, демонстраций, самодеятельных митингов, протестов и т.д. и

т.п.), при помощи которых суверенные субъекты гражданского общества

осуществляют свою самодеятельность в сфере политической жизни.

Реализация названных предпосылок и делает политический режим

демократическим.

Главное в политическом режиме — порядок и условия формирования

государственной власти. Условия демократии, как обычно предполагается,

обеспечивают в этом процессе решающую в конечном счете роль народа. Иначе

говоря, демократический режим делает возможной последовательно определяющую

связь населения с партиями, партий через периодически проводящиеся всеобщие

выборы с представительной властью, представительной власти с властью

исполнительной. Считается, что такой порядок — и в этом видится чуть ли не

главное достоинство демократического политического режима — обеспечивает

систематическую смену правителей мирным, ненасильственным путем.

Политический режим тоталитарного типа таким преимуществом не

обладает. Для него характерно насильственное навязывание населению

общественных порядков, чьи модели разработаны на основе единой идеологии.

Господство этих порядков достигается посредством монопольного тоталитарного

контроля над политикой, экономикой, культурой и бытом. Идеологическое и

организационное единство обеспечивается политическим господством Партии,

возглавляемой Вождём. Она подчиняет себе государство. В ее руках находятся

средства массовой информации, печать. В методах управления преобладает

политическое и физическое насилие, полицейский и жандармский террор.

Подобные свойства, казалось бы, исключают возможность

ненасильственной смены тоталитарной власти. Однако, как показал опыт

Чехословакии, Венгрии, во многом Польши и, быть может, СССР, тоталитарный

политический режим способен к самоизменениям с постепенным и относительно

мирным переходом к посттоталитарному, а затем, по-видимому, и к

демократическому. Во всяком случае, такого рода переход успешно осуществлён

в Испании, Греции, Чили, отказавшихся от фашистских режимов и выбравших

демократический путь развития.

Политический режим авторитарного типа — третий его вид,

зафиксированный современной теорией государства. Он является промежуточным

между тоталитарным и демократическим режимами, переходным от одного к

другому. При этом переход может осуществляться как в сторону демократии,

так и в сторону тоталитаризма.

Переходный, промежуточный характер авторитарного режима определяет

"размытость", нечёткость многих его свойств. В нем можно наблюдать черты и

тоталитаризма, и демократизма. Главная его особенность состоит в том, что

государственная власть не имеет тоталитарного характера и не достигает

полного контроля над всеми сферами экономической, политической и культурной

жизни. В нём нет единой государственной обязательной для всех идеологии,

которая заменяется идеологическими конструкциями типа теории национального

интереса, идеями патриотизма и т.п. Управление осуществляется не столь

жесткими, как при тоталитарном режиме, средствами. Массовый террор

отсутствует.

Авторитарные политические режимы появляются на авансцене истории, в

частности, тогда, когда власти намерены приступить к коренным реформам

общественного строя и осуществить "революцию сверху" (например, переход в

Испании от фашистского строя к демократическому в последний период

правления каудильо Франко, начатая в СССР в 1985 г. перестройка происходили

в условиях авторитарных режимов).

Политический режим как элемент формы государства обусловливает и

остальные характеристики государственного устройства, в первую очередь,

влияя на форму правления.

Форма правления – это организация верховной государственной власти, а

также структура, компетенция, порядок образования, длительность полномочий,

взаимоотношения с населением и степень его участия в формировании высших,

центральных и местных органов государственной власти[8].

Форма правления обусловливается конкретной расстановкой социально-

политических сил и результатами борьбы между ними (действие этого фактора

особенно ярко проявляется в революционные периоды, доказательством чему

являются, в частности, падение монархических режимов в результате Великой

французской революции 1789 г. или Февральской революции 1917 г. в России);

историческими особенностями отдельных стран (вне исторического контекста

невозможно, например, объяснить существование в современной Великобритании

парламентской монархии); особенностями культуры народа, аккумулирующей

исторический и политический опыт, обычаи и навыки жизни в условиях того или

иного государства (например, трудности, которые встречает на своем пути

становление демократической формы правления в России во многом могут быть

объяснены спецификой её общей и политической культуры); влиянием в стране

политических процессов, в том числе военных (смена форм правления в ряде

восточно-европейских стран в результате Второй мировой войны имела своей

предпосылкой присутствие в этом регионе Красной армии)[9].

Теория государства, фиксируя в его истории и реально возникавшие

формы правления, выработала несколько их классификаций. Наиболее

распространенная из них — это деление форм государства по числу правящих

лиц. Если власть принадлежит одному — монархия, если многим — аристократия,

если всем - демократия, или республика. Существование такой классификации

отмечено еще Геродотом в его повествовании о споре между Отаном, Мегабизом

и Дарием о том, какую форму правления следует установить в Персии после

убийства Лже-Смердиса. Однако и критика этого деления имеет достаточно

давнюю историю, восходя к Платону и Аристотелю. Первый из них различал

формы правления в зависимости от преобладания в государстве трех

добродетелей: мудрости, мужества и умеренности, второй — в зависимости от

соотношения правильных и искаженных видов правления, объявляя правильными

те, в которых личный интерес правителей, кто бы они ни были, подчинен

общему интересу государства, и, наоборот, искаженными — те, в которых

преобладает личный интерес[10].

В результате сегодня идёт речь о различении монархии и республики,

хотя отдельные элементы аристократической формы правления существуют и до

сих пор (например, палата лордов в английском парламенте).

Привнесло ли Новое время что-то свое в историю развития мировой

государственности? Поскольку особенности устройства верховной власти

тоталитарного государства не охватываются ни понятием монархии, ни понятием

республики, эти признаки дают основание для выделения третьего вида формы

правления — формы правления тоталитарного государства.

Монархия как форма правления отличается следующими признаками:

1) существованием единоличного носителя верховной власти, — монарха

(фараона, короля, царя, императора, великого князя, шаха, эмира и т.п.),

который, как правило, пользуется этой властью пожизненно;

2) наследственным порядком преемственности верховной власти,

регулируемым законом о престолонаследии или обычаем;

3) тем, что монарх представляет государство по собственному праву,

которое не производно от власти народа (чаще всего подчеркивается

божественное происхождение монарха, благодаря чему царь становится

помазанником Божьим, иногда получает корону из рук Папы Римского и т.п.);

4) отсутствием юридической ответственности монарха как главы

государства.

Образуя качество монархии, то есть то, что отличает ее от всех других

форм правления, эти признаки в своей идеальной совокупности встречаются

достаточно редко. В Византии, например, где из ста девяти царствовавших

императоров семьдесят четыре были убиты, во всех семидесяти четырех случаях

престол переходил к цареубийце не по наследству, а по праву захвата. И при

коронации императора Цхимисхия патриарх Полуевкт провозгласил даже новый

догмат: таинство помазания на царство смывает все грехи, в том числе и грех

цареубийства.

История государственности была по преимуществу историей монархий, и в

ходе её эта форма правления существенно видоизменялась. Вот почему первым

основанием классификации монархий является их разделение по тем

историческим эпохам, в которых они существовали и существуют. В

историческом разрезе монархии подразделяются на восточно-деспотические,

основанные на азиатском способе производства; античные (рабовладельческие),

в число которых входят рабовладельческие государства, выросшие на основе

классической древности (например, монархия рабовладельческого Рима);

феодальные, к которым относятся раннефеодальные, отличавшиеся большой

степенью децентрализованности, сословно-представительные, в которых власть

монарха была ограничена тем или иным сословно-территориальным

представительством (во Франции — Генеральными штатами, в Англии —

парламентом, в Испании — кортесами и т.п.), и абсолютные (абсолютизм,

самодержавие), в которых власть полностью принадлежит одному лицу и

складываются такие государственные институты, как наёмная армия (в России

её не было), чиновничество, королевская казна с системой податей и т.д.;

буржуазные, в которых власть короля ограничивается конституцией и

парламентом и которые подразделяются на дуалистические, когда монарх

сохраняет всю полноту исполнительной власти (в частности, назначает

министров, ответственных перед ним), и парламентарные, когда монарх как

глава исполнительной власти ограничен в правах и, в частности, назначаемые

им министры зависят от вотума доверия парламента (например, Великобритания,

Швеция).

Республика как форма правления отличается следующими признаками:

1) выборностью органов государственной власти на определенный срок и

их коллегиальным характером;

2) наличием выборного на определенный срок главы государства;

3) производным характером государственной власти, которая

пользуется властными полномочиями не по собственному праву, а по поручению

суверенного народа;

4) юридической ответственностью главы государства.

По историческим периодам своего существования республики

классифицируются на античные (государства-полисы — Афины, Рим и т.д.);

средневековые (феодальные), к числу которых относятся торгово-промышленные

республики в Италии (Венеция, Флоренция), Нидерландах, в России

(Новгородская, Псковская); буржуазные, когда республиканская форма

правления достигает своего расцвета, становясь способом политической

организации гражданского общества.

Республиканская форма правления появляется там, где речь идет о

политическом объединении свободных граждан, являющихся самостоятельными

субъектами хозяйственной и общественной жизни.

Форма правления тоталитарного государства обычно является извращенной

формой республики и отличается следующими признаками:

1) наличием правящей партии, составляющей ядро политической системы и

играющей руководящую роль в управлении всеми государственными и

общественными делами страны;

2) совпадением вождя партии и главы государства в одном лице,

стремящимся к пожизненному сохранению своих политических постов (в

некоторых странах с тоталитарной формой правления даже намечалась было

тенденция к наследственной передаче власти, например, в КНДР и СРР);

3) наделением главы государства диктаторскими полномочиями;

4) формальным характером партийных и государственных выборов;

5) повышенной ролью партийной и государственной бюрократии, решающей

все конкретные дела общественной и государственной жизни;

6) отсутствием юридической ответственности главы государства и

партии.

Тоталитаризм предполагает функционирование соответствующего

политического режима.

С конца 80-х годов тоталитарная форма правления во многих странах

заменяется демократической, т.е. республиканской. На этом основании у

многих политиков и государствоведов появилась склонность недооценивать ее

возможности, объявляя нежизнеспособной. Эти заключения противоречат

жизненному опыту. Не случайно 3. Бжезинский и С. Хантон ещё в 1964 году

утверждали, что у этих великих, но очень разных держав есть одно общее: обе

они принадлежат к числу успешно действующих режимов[11]. Известный

политолог И. Шумпетер, превознося западную демократию и критикуя

ненавидимый им социализм, с горечью полагал, что будущее все-таки

принадлежит социализму[12].

Обобщение исторического опыта функционирования тоталитарных

государств свидетельствует, что они оказываются достаточно эффективными

тогда, когда страна развивается экстенсивно. В этом случае тоталитарно

устроенная власть в состоянии обеспечивать постоянное привлечение все новых

и новых человеческих, сырьевых и иных ресурсов для решения экономических и

политических проблем преимущественно внеэкономическими, т.е. политическими

средствами. Тоталитарно устроенное правление успешно достигает поставленных

перед ним целей, если действует по принципу "результат любой ценой!" Когда

же общество вынуждено развиваться интенсивно, этот тип правления

оказывается малоэффективным, более того, он превращается в препятствие на

пути прогресса государства.

Форма территориально-государственного устройства – это

административно-территориальная организация государственной власти,

характер взаимоотношений между государством и составляющими его частями,

между отдельными частями государства, между центральными и местными

органами государственной власти[13].

Рассматривая формы территориально - государственного устройства,

теория государства и права сталкивается с таким их многообразием, которое

позволяет по-разному оценивать эти формы, и потому вынуждена прибегать к их

классификации по объективным признакам.

В современной теории государственное устройство разделяется на

унитарное (простое) и сложное.

Унитарное государственное устройство предполагает существование

слитного государства, подразделяющегося лишь на административно-

территориальные единицы и потому не включающее в себя никаких

государственных образований. В нем господствуют единые конституционные

принципы, существует только одна система центральных органов власти (один

парламент, одно правительство, один верховный суд), как правило,

функционирует одна валютная система, одна армия и т.п. (Франция, Швеция,

Финляндия, Эстония, Турция и т.д.).

В зависимости от степени централизации унитарные государства делятся

на централизованные и децентрализованные. В бюрократически централизованных

государствах во главе местных органов государственной власти стоят

назначенные центром чиновники, которым подчиняются местные органы

самоуправления. Демократическая форма централизации допускает большую

степень самостоятельности выборных местных органов государственной власти в

решении их региональных вопросов.

Децентрализованным теория называет государство, в котором центральные

органы государственной власти имеют весьма ограниченные права вмешательства

в решения местных проблем и где местные органы, избираемые населением,

обладают значительным объемом автономии.

Сложное государственное устройство предполагает существование

государства, включающего в себя другие государственные образования.

Рассматривая отдельные территориальные устройства, теория государства

ничего не конструирует, а лишь фиксирует в истории и современной

действительности отдельные их виды (классы). В результате выделились такие

классы сложных государств, как протекторат и уния.

Под протекторатом понимается международный договор, по которому одно

государство обязывается оказывать покровительство другому, более слабому

государству, осуществлять его представительство во внешних делах,

обеспечивать вооруженную защиту, а иногда оказывать экономическую и

культурную помощь.

Протекторат относят к числу разновидностей государственного

устройства лишь по традиции, ибо после заключения международного договора о

покровительстве нового ("третьего") государства не появляется, а

следовательно, не возникает вопроса и о его территориальной

организации[14]. Под унией понимается союз, соединение, объединение

государств. Среди уний различаются конфедерации, федерации, объединения

монархических государств в форме реальной и персональной (личной) унии,

фузии, инкорпорации и империи.

Конфедерация — постоянный союз государств, который образуется для

достижения конкретных целей (защита общих интересов). Такими интересами

могут быть защита территорий или, напротив, завоевание, освобождение от

зависимости со стороны "третьего" государства и т.п.

Вступив в конфедеративный союз, государство полностью сохраняет свой

суверенитет и продолжает выступать самостоятельным субъектом во всех

внешних и внутренних делах. При таких условиях органы конфедерации не имеют

императивной власти по отношению к входящим в союз членам, и принимаемые

ими решения становятся обязательными для вступивших в союз государств

только после подтверждения этих решений собственными органами власти. Как

правило, конфедерация не имеет единой армии, законодательных органов,

единого гражданства, единой системы налогов, бюджета, денежной единицы.

Конфедерации следует отличать от коалиций, являющихся по существу

оборонительными или наступательными союзами. В отличие от них конфедерация

является относительно постоянным образованием, имеющим государственно-

правовой характер и конфедеральные органы управления и распространяющим

свою власть не только на внешние дела.

Примерами конфедераций могут служить США в 1776 - 1864 гг.,

Германский союз с 1815 по 1867 гг., Швейцарский союз с 1815 года, Австро-

Венгрия до 1918 г. и др.

Федерация — союзное государство, объединяющее несколько государств

или государственных образований (земли, кантоны, штаты, автономные

республики и т.д.), каждое из которых имеет свои органы государственной

власти (законодательные, исполнительные и судебные). В отличие от

конфедерации она обладает своим собственным суверенитетом, федеративными

органами государственной власти, федеративной конституцией, армией,

системой федеративных налогов. При этом нельзя забывать, что федерация —

именно союзное государство, и её суверенитет произволен, вторичен по

отношению к суверенитету входящих в нее государственных единиц.

Сказанное свидетельствует о большом эмпирическом разнообразии

федеративных устройств, часть из которых, исторически меняясь, отражает

тенденцию к превращению ряда федераций в унитарные государства. Как

показывает опыт СССР 1989 - 91 гг., возможна и иная тенденция к

преобразованию федерации в конфедерацию и даже к ее полному разрыву[15]. В

принципе можно утверждать, что федерация — объединение государств,

суверенных постольку, поскольку их суверенитет не ограничен суверенитетом

федеративного государства.

Объединения монархических государств существуют в форме личной или

реальной уний. Общим у обеих форм является то, что они возникают вследствие

совпадения монархов двух или нескольких государств в одном лице.

Личная уния имеет основанием случайное, непреднамеренное совпадение

независимых друг от друга прав на корону в нескольких государствах на

основе различных порядков престолонаследия. Она продолжается до тех пор,

пока эти различные правомочия персонифицированы в одном лице. Как только по

закону корона опять переходит к другим лицам, личная уния тотчас же

прекращается. Так, в прошлом веке прекратилась личная уния между

Великобританией и Ганновером в 1837 г., между Нидерландами и Люксембургом в

1983 году вследствие различия системы престолонаследия — когнатической в

Великобритании и Нидерландах и агнатической в Ганновере и Люксембурге. При

этом в двух первых государствах на престол вступали женщины, которые в двух

других государствах вообще исключались из престолонаследия.

Политическое значение личных уний может оказаться значительным и

привести к полному слиянию разных государств (Кастилия и Арагон, Англия и

Шотландия и др.). Между государствами, объединенными общим монархом,

невозможна война. Однако в большинстве случаев сколько-нибудь существенного

сближения между ними происходит.

Реальная уния возникает в результате соглашения государств, в силу

которого у них появляется общий монарх. Члены реальной унии независимы друг

от друга, и соединение не ограничивает их суверенитетов. Не образуется ни

общей территории, ни единого подданства, ни общих законов, ни общих

финансов и т.п. Представляя по существу международно-правовое соглашение,

она имеет значение преимущественно в области внешних сношений, выступает в

качестве военного союза, как носитель единой внешней политики и т.п.

Реальные унии появляются лишь в Новое время, так как предполагают

развитый монархический порядок и оформившееся единство государства. С

политической точки зрения они очень часто представляют собой результат

стремлений основать единое государство.

Реальными были унии между Норвегией и Швецией (1815 г.), Австро-

Венгрия.

Реальные унии прекращаются либо из-за превращения в единое

государство, либо из-за расширения союза вследствие того, что во входящих в

унию государствах корона переходит к другим монархам конституционным или

иным путем.

Империя — сложное государство, созданное насильственным путем.

Степень зависимости составных частей империи бывает различной. В прошлом

входящие в империю образования при неразвитости транспортных средств и

средств связи мало соприкасались с имперской властью. В Новое время,

особенно в XX веке, положение, разумеется, существенно меняется.

Некоторые государствоведы пришли к выводу, что у составных частей

империи никогда не было единого государственно-правового статуса[16].

Круг империй достаточно широк. Они существовали во все исторические

эпохи. Империями были и Римское государство последнего периода своего

существования, и Великобритания, и Россия.

Фузия (слияние государств) и инкорпорация (внешне оформляемое как

слияние присоединение одного государства к другому) — последние виды уний,

рассматриваемых государствоведением.

Фузией было, например, воссоединение ФРГ и ГДР, инкорпорацией, как

полагают многие, — присоединение Эстонии, Латвии и Литвы к СССР в 1940 г.

1.2 ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА ОТ АВТОРИТАРИЗМА К ДЕМОКРАТИИ

Многие авторитетные политологи и публицисты уже несколько лет

утверждают, что Россия — в её сложнейшем экономическом и национально-

государственном положении — не сможет свершить "революционный скачок" от

тоталитаризма к демократии, минуя фазу авторитарного управления[17]. Схожей

убежденности в необходимости такой фазы для общества с еще не разрушенным

"реальносоциалистическим" хозяйствованием придерживается и большинство

политиков, действующих в исполнительных структурах. После августа 1991 г.

целый ряд установлений российской верховной власти позволил увидеть контуры

формирующегося авторитарного режима, за какими бы политическими метафорами

он ни скрывался. Налицо более или менее сложившийся и возглавляемый лидером

с достаточно сильной харизмой авторитарный блок власти, участники которого

— на разных исполнительных уровнях — сосредоточили в своих руках

существенную часть властных прерогатив. "Существенную часть", но не всю

власть. Перед обществом продолжает стоять труднейшая задача колоссальной

исторической значимости — ликвидация старых, глубоко укоренившихся

тоталитарных структур, держащих по сию пору в "идеологических шорах" и в

повиновении значительную часть трудового населения. Глубоко ошибочна

незатейливо повторяемая в печати легенда о якобы состоявшемся сломе старых

структур. Если они отчасти ликвидированы на уровне КПСС, то иначе обстоит

дело с уровнем местной власти (где широко представлена бывшая номенклатура

КПСС), ВПК, колхозов и совхозов, администраций предприятия, их союзов и

т.д.

Логика цивилизованного исторического развития такова, что рано или

поздно наше общество, в каком бы виде не закрепился в нем авторитаризм, в

очередной раз после 1917 г. стоит перед проблемой выбора пути к подлинно

демократическим формам правления. К нему надо готовиться, его надо

предвидеть, обсуждать, дабы не оказаться вновь застигнутыми "врасплох",

когда все решается методом проб и ошибок. Конечно, путь каждого общества

уникален и принципиально неповторим в главном, но все же не настолько,

чтобы отказаться от апробированных цивилизацией вариантов, иначе доруга к

демократии окажется мучительнее и длиннее, чем могла бы быть.

Людям, живущим в период "смутного времени" смены политических

режимов, жизнь в обществе подчас представляется хаосом и неразберихой. Тем

не менее, анализ большого числа случаев перехода от авторитаризма к

демократии позволяет выделить общие закономерности, примерные этапы этого

процесса и, если не предсказать развитие событий в каждом конкретном

случае, то, по крайней мере, указать на проблемы, которые следует решать

политическим руководством в определенных обстоятельствах и в определенной

последовательности, чтобы переход прошел плавно и завершился установлением

стабильной формы государства.

Демократизация стран с тоталитарными режимами имеет свои особенности,

так как авторитаризм и тоталитаризм во многом отличаются друг от друга. В

отличие от авторитаризма тоталитаризм практически стирает границы между

государством и обществом, стремясь контролировать все стороны жизни

человека. Плюрализм отсутствует не только в гражданском обществе, но и в

правящей элите. Стержнем всей тоталитарной системы является единая

идеология и хорошо организованная единая партия. Личность лидера может не

иметь большого значения. В авторитарном же режиме четко разработанная

идеология не обязательна. Правящая элита, как правило, неоднородна и

опирается на блок социальных, политических и иных сил, которые во многом

различны, но имеют общую заинтересованность в осуществлении власти

авторитарными методами. В этом смысле можно говорить о наличии при

авторитаризме "ограниченного плюрализма". Именно поэтому гораздо бульшую

роль в этой системе играет лидер, который пользуется авторитетом у всех

течений правящего блока и следит за поддержанием баланса интересов его

участников. При том, что авторитарная власть, так же как и тоталитарная, не

ограниченa законом и во многом опирается на репрессии, авторитаризм не

носит всепроникающего характера и не стремится, как тоталитаризм,

политизировать население. Наконец, весьма существенным является различное

соотношение политической и экономической систем. Если для тоталитаризма

характерно стремление распространить прямое политическое регулирование и на

сферу экономики, то авторитаризм может сочетаться как с централизованной

экономикой, так и с рыночной, которая может быть весьма эффективна, При

авторитаризме, таким образом, политическая система обладает большой

автономией по отношению к экономической, в связи с чем и кризис

авторитарного режима развивается как внутриполитический, часто на фоне

высокой экономической конъюнктуры. Политическая система при тоталитаризме

гораздо более прочна, но она, как правило, срастается с экономикой. Именно

поэтому подрывает ее не внутриполитический кризис, а военное поражение либо

(как в нашей стране) кризис экономических структур. Таким образом, если

переход от авторитаризма к демократии означает, прежде всего, смену

политического режима, то переход от тоталитаризма к демократии

подразумевает и смену социально-экономического строя, что существенно

осложняет задачу. Значительно большие сложности возникают и в связи с тем,

что тоталитарная элита более однородна, чем авторитарная, поэтому

отстранение её от власти требует гораздо больших усилий[18].

Несмотря на указанные различия, многие закономерности, открытые при

изучении эволюции авторитарных режимов, действуют и в переходный период от

тоталитаризма к демократии. Вот почему для России так важен опыт

становления демократии в тех странах, где такая эволюция уже завершилась.

Переходный период от авторитаризма к демократии ограничен, с одной

стороны, началом кризиса авторитарного режима, а с другой, установлением и

началом стабильного функционирования одной из форм демократического режима.

Кризис авторитарного режима и его либерализация. Динамику вызревания

внутреннего политического кризиса авторитаризма можно представить себе в

виде совокупности кризисных явлений, часть которых охватывает

государственные институты и порядок их функционирования; другая же часть

представляет собой процессы, происходящие в политической элите, и она

связана с действиями отдельных лидеров, ускоряющими или замедляющими

созревание политического кризиса. Отдельно стоит вопрос о влиянии на кризис

авторитарного режима процессов, происходящих в гражданском обществе.

Очевидно, что все эти процессы и явления взаимосвязаны и могут быть

выделены лишь в аналитических целях.

Кризис институтов авторитарного государства связан, прежде всего, с

несовершенностью проблемы преемственности. Политическая система

авторитарного государства, как правило, строится таким образом, что процесс

принятия политических решений, в конечном счете, замыкается на одном

человеке — диктаторе, лидере военной хунты, авторитарной партии или блока

сил и т.п. Это значит, что нет четкой институционализации и регламентации

политического процесса. Система институтов носит вторичный характер:

парламент (если он есть), как правило, не представителен, назначение его

членов контролируется диктатором, законодательная власть фактически

подчиняется исполнительной. Последняя же, как и судебная, целиком

контролируется авторитарным лидером. Институты государства могут быть в

любой момент переформированы или распущены. Такая система нормально

действует, пока диктатор жив и здоров. По мере приближения его

естественного конца все острее встаёт проблема преемственности. Члены

правящей элиты, сознавая, что с уходом диктатора может образоваться опасный

вакуум власти, пытаются заранее реформировать систему принятия политических

решений, устранив её зависимость от одного человека и создав полноценные

органы государственной власти. Но таковыми они могут стать лишь в случае,

если диктатор добровольно согласится передать им власть. На это, как

правило, ни один диктатор не идет, если его к тому не вынуждают

обстоятельства. Слабость институциональной системы становится очевидной

после смерти диктатора.

Ослабление или развал правящего блока также относятся к внутренним

кризисным процессам авторитарного режима. По мере расщепления сферы общих

интересов и ослабления способности диктатора поддерживать равновесие в

авторитарном блоке могут возникнуть центробежные тенденции. Признаком его

ослабления является рост явных и скрытых политических конфликтов внутри

правящей элиты, вследствие чего режим уже не в состоянии противостоять

расширению плюрализма, существовавшего до этого лишь в рамках

господствующего союза сил; снижается эффективность решений, принимаемых

режимом, что ведет к ослаблению его легитимности.

Ослабление или потеря режимом легитимности, то есть общего согласия

по поводу законности существующей власти, является важной составляющей его

политического кризиса. Снижение легитимности, однако, не всегда вызывает

его кризис. Если правящая коалиция сплочена, а деятельность оппозиции не

допускается, то на уровне масс режим может быть вообще нелегитимен, но при

этом сохраняется политическая стабильность. Последняя же нарушается, когда

наряду с потерей авторитаризмом легитимности в обществе зарождается новая

сила, приобретающая большую легитимность.

Причины, приводящие к кризису авторитаризма, обычно развиваются

одновременно, взаимно усиливая друг друга. Так, споры вокруг

институционального урегулирования усиливают раскол правящего блока, что

приводит к снижению способности режима к репрессиям и, как правило, к

оживлению гражданского общества. Происходит снижение легитимности режима не

только на уровне масс, но и на уровне элит. В правящей элите возникают

течения, по-разному представляющие себе пути выхода из кризиса. Их может

быть несколько, но условно все данные течения могут быть разделены на две

группы. Сторонники "жесткой линии" считают необходимым повысить

сплоченность правящей элиты путем возврата к фундаментальным ценностям

режима. Если это невозможно, то положение может спасти перехват власти

одним из компонентов правящего блока (как правило, армией).

Сторонники "мягкой линии" считают такое решение опасным для режима,

так как оно не устраняет причины внутренних политических кризисов. Они

видят выход в приспособлении режима к изменившимся обстоятельствам путем

его контролируемой либерализации — предоставления гражданам некоторых прав

и свобод, перехода к "ограниченной демократии", иначе говоря, к такой

политической системе, при которой существуют формальные атрибуты

демократии: парламент, регулярные выборы, возможно даже оппозиционные

организации, но фактически ничего не меняется — процесс принятия решений

продолжает строиться на авторитарных принципах. Это значит, что реальная

конкуренция за политическую власть не допускается, и деятельность оппозиции

не может выходить за рамки, угрожающие основам системы.

Переход обычно начинается тогда, когда верх в элите берут сторонники

"мягкой линии", начинающие либерализацию. Понятие решения о либерализации

порождает в любом авторитарном обществе ряд однотипных тенденций, которые

различаются лишь по степени интенсивности. Оживление гражданского общества

является одним неизбежных последствий начала либерализации. Предоставление

некоторых свобод приводит к тому, что начинает возрастать интерес к

политике. Идет поиск новых идеалов и политических идентичностей. Растет

правозащитное движение, появляются независимые профсоюзы. Рано или поздно

неизбежно начинает формироваться открытая политическая оппозиция режиму.

Её возникновение ставит сторонников "мягкой линии" перед сложным

вопросом: как к ней относиться? Есть три варианта. Первый — подавить ее.

Издержки такого решения, однако, могут быть слишком велики — процесс

контролируемой либерализации прервется, проблемы породившие кризис,

останутся, возрастет международная изоляция режима. Второй — игнорировать

оппозицию, не подавляя ее, но и не допуская в "большую" политику. Это,

однако, ведет к радикализации оппозиции, к тому, что она приобретает ярко

выраженный антисистемный характер, отвергая как возможность сотрудничества

с авторитарной элитой, так и эволюционного перехода и выступая за полный

демонтаж системы, а уж потом за создание новой. Возрождение гражданского

общества поставляет ей новых сторонников, которые также становятся

приверженцами радикальных идей. В обществе нарастает конфронтация и раскол.

Это усиливает опасность насильственного прекращения либерализации

сторонниками "жесткой линии". Третий вариант — сотрудничество с оппозицией.

Оно выгодно обеим сторонам. Сторонники "мягкой линии" усиливают свои

позиции в борьбе с ортодоксами, а противники режима получают возможность

легализации.

Союзы с оппозицией означают возникновение в политической системе

важных предпосылок демократизации. Прежде всего, авторитарная элита

окончательно распадается, в политический процесс включаются и

неавторитарные силы. Это ведет к появлению элементов конкуренции, одной из

характерных черт демократии. Кроме того, союз части элиты с бывшими

противниками означает создание первого звена в цепи компромиссов, из чего и

вырастают в последующем сами демократические процедуры. Встав однажды на

путь компромиссов, либеральная часть правящей элиты вынуждена идти всё

дальше и дальше, ведь соотношение сил меняется, следовательно, компромиссы

приходится пересматривать. Осознание этого может привести к решению о более

глубокой реформе политической системы.

Первая реформа политической системы, проводимая сверху, как правило,

носит ограниченный характер. Правящая элита идет на признание

демократической конкуренции, предоставление избирательного права, но

одновременно стремится гарантировать сохранение за собой контроля над

государственной властью. Совместить эти, казалось бы, несовместимые вещи

обычно удается путем внедрения в новую политическую систему особых

"предохранителей" — многоступенчатых выборов, назначения части депутатов

сверху, а также мажоритарной способа голосования. Мажоритарная

избирательная модель, как правило, гарантирует преимущество сильнейшим

участникам политической игры. При своевременном проведении политической

реформы сильнейшим участником может быть именно либеральное течение

правящей элиты, так как обладает тем, чего нет у оппозиции, — развитой

инфраструктурой власти господствующими позициями на всех уровню

государственного аппарата, контролем над основными средствами массовой

информации. Усиливает её положение и инерция политического сознания

населения, особенно в провинции. Все это, в сочетании с умело подобранной

избирательной системой (которая может обеспечить завышенное

представительство провинциальных округов), нередко позволяет реформаторам

из элиты достичь своих целей.

Установление демократии. Если основным содержанием предыдущего этапа

было расширение индивидуальных и коллективных политических прав при

сохранении в политической системе авторитарных структур и авторитарного

режима функционирований, то на данном этапе происходит качественное

изменение политической системы: формирование демократических политических

институтов и структур, взаимодействующих на основе демократических

процедур. Двумя основными процессами установлении демократии являются

формирование конкурентной партийной системы и институционализация

демократических механизмов государственной власти.

Формирование конкурентной партийной системы начинается в процессе

подготовки и проведения первых свободных выборов. Сами политические партии

возникают уже в начале переходного периода, однако до проведения свободных

выборов их роль в политической жизни может быть невелика. Подготовка и

проведение многопартийных выборов превращает их в основных действующих лиц

политического процесса. Двойственная природа партий (с одной стороны, они —

институциональные силы, участвующие в принятии политических решений, а с

другой — социально-политические, мобилизующие граждан) позволяет им служить

связующим звеном между государством и гражданским обществом, создавать

прямые и обратные связи в политической системе, во многом определяющие ее

прочность. В результате выборов из десятков (а иногда и сотен) партий,

возникающих в период либерализации, выделяется несколько, обладающих

реальным весом. Именно они и образуют партийную Систему, при этом их

количество и характер взаимоотношений между ними определяют форму партийной

системы (например, двухпартийная, многопартийная), а также степень ее

конфликтности (конфликтная, консенсусная, смешанная). Конфигурация

партийной системы оказывает очень большое влияние на легитимность и

эффективность возникающей демократической политической системы, поэтому

важно, чтобы на этом этапе перехода усилия всех участвующих в нем сторон

были направлены на создание такой партийной системы, которая содействовала

бы сплоченности и действенности, а не расколу и параличу возникающей

демократии.

Инструментом влияния на форму партийной системы является

избирательный закон. Например, мажоритарная избирательная система в один

тур способствует возникновению двухпартийной системы. В конфликтном

обществе, однако, такая система может усугубить раскол. Пропорциональные

выборы могут привести к многопартийной системе, но если количество партий

слишком велико, то возникают проблемы с формированием стабильного

правительства. Конечно, влияние избирательного закона не следует

абсолютизировать. Тем не менее, разработка закона о выборах в переходный

период имеет чрезвычайно важное значение для стабильности и эффективности

создающейся политической системы[19].

Институционализация демократических механизмов государственной

власти является второй крупной проблемой, которая решается на этапе

установления демократии. Соотношение между исполнительной и законодательной

властью — один из основных вопросов, встающих перед любой молодой

демократией в процессе выработки конституции или доконституционного

формирования структур государственной власти. Формально речь идет о том,

какую из известных демократических моделей предпочесть: президентскую,

парламентскую или смешанную парламентско-президентскую. Фактически, однако,

главный вопрос — это определение объема полномочий исполнительной власти.

Естественный порыв "создателей" демократической политической системы —

обеспечить максимально точное представительство в парламенте и наделить

последний основными властными функциями. Зная, к чему приводит

бесконтрольное сосредоточение всей полноты власти у исполнительных:

органов, демократы видят свой долг в её передаче представительному органу —

парламенту. Однако, как показывает исторический опыт, сильный парламент в

сочетании со слабой исполнительной властью порождает неработающую модель

государственного управления. Несмотря на всю внешнюю демократичность и

представительность, она неспособна обеспечить ни выработку эффективного

политического курса, ни тем более его реализацию, что рано или поздно

приводит к хаосу и возрождению авторитаризма, может быть, в иных формах.

Исполнительные органы должны обладать значительной независимостью от

законодательных. Значительной, но не чрезмерной, иначе опять возрастет

опасность возврата к авторитаризму. Золотую середину необходимо искать в

зависимости от конкретных обстоятельств.

Вопрос о национально-территориальном устройстве страны во многих

случаях становится камнем преткновения в процессе становления демократии в

тех странах, где существенно представлены этнические, религиозные или

региональные субкультуры. Авторитарная система разрешения конфликтов

основана на жестком централизме государственной власти и насильственном

подавлении любого стремления к утверждению самобытности той или иной

субкультуры. Ликвидация авторитаризма естественно, приводит к возникновению

центробежных тенденций. В период становления демократии одной из основных

задач в подобных обществах становится поиск институционального механизма

учета интересов различных субкультур, их представительства и участия в

выработке решений.

Институциональный кризис, который был одной из основных причин начала

крушения авторитаризма. Легитимация нового режима позволяет восстановить

эффективность политической системы и долговременную политическую

стабильность. Переходный период от авторитаризма к демократии завершается.

В заключение несколько слов о том, насколько применимы уроки перехода

от авторитарных режимов к демократии в условиях нашей страны. Несмотря на

указанные различия авторитаризма и тоталитаризма, я полагаю, что чужой опыт

в преобразовании политической системы (ей у нас по традиции продолжают

уделять меньше внимания, чем экономической) может помочь нам значительно

снизить издержки переходного периода. Речь идет, прежде всего, об опыте

формирования политических институтов и структур демократии. На мой взгляд,

у нас практически не уделяется внимания формированию партийной системы,

которая является основой любого демократического режима. До сих пор нет

избирательного закона, позволяющего провести выборы, на которых могли бы

соревноваться не отдельные личности, а партии. При его разработке следовало

бы непременно учесть опыт регулирования "профиля" возникающей партийной

системы, накопленный при переходе от авторитаризма к демократии. Это важно

для будущей стабильности политической системы. Очень ценен для нас и опыт

создания демократической конституции, причём здесь можно было бы выделить

не столько сущностные аспекты (они различаются от страны к стране),

сколько саму процедуру разработки конституции; ее не следовало бы

навязывать с помощью машины голосования, она должна стать результатом

совместной разработки и консенсуса всех основных политических сил.

Не менее важен для нас и опыт консолидации демократических режимов.

Безусловно, и у нас существует проблема "перехода лояльности", хотя стоит

она совсем по-иному, чем при эволюции авторитаризма, так как у нас

сердцевину бюрократического механизма составляет партийный аппарат. Тем не

менее, как показывает уже наш опыт, без квалифицированных чиновников

"старого режима" нашей бюрократии не обойтись. Именно поэтому безоглядная

дискредитация бюрократии просто неразумна. Целиком применимо к переходному

периоду и положение о необходимости обеспечения лояльности политической

оппозиции, что многими нашими политическими лидерами, очевидно, не

осознается. Наконец, проблема легитимации самого демократического режима.

Она стоит у нас еще более остро, чем в странах, переживших авторитаризм.

Без ее решения стабильной политической системы у нас не будет. Именно

поэтому особая ответственность ложится на сегодняшнее демократическое

руководство, от эффективности действий которого во многом зависит то, сколь

быстро и безболезненно пройдёт Россия переходный этап.

1.3 ТОТАЛИТАРИЗМ: ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ЭВОЛЮЦИЯ

Тоталитаризм — это общественно-политической строй, при котором

государство полностью подчиняет себе все сферы жизни общества и отдельного

человека. Тотальный — от латинского слова «TOTALIS» — и означает всеобщий,

всеобъемлющий. Именно всеохватностью своего надзора тоталитаризм отличается

от всех других известных истории форм государственно-организованного

насилия — деспотии, тирании, абсолютистской, бонапартистской и военной

диктатур.

Термин "тоталитаризм" ввели в политический оборот в 20-е годы

итальянские критики Б.Муссолини, затем он сам использовал этот термин для

характеристики фашистского государства. Понимаемый широко — как

политический режим, как модели социально-экономического порядка и "нового

человека" и как идеология — именно в этом виде тоталитаризм является

феноменом XX в. Его возникновение связано, прежде всего, с трудностями

модернизации, перехода общества к индустриальной стадии развития, с

попытками правящей элиты преодолеть эти трудности путем "чрезвычайщины" —

огосударствления, сверхбюрократизации, униформенной политизации и

милитаризации всего общества. Сущность тоталитаризма заключается в том, что

в результате указанных процессов устанавливается бюрократическая (военно-

бюрократическая) диктатура, фактически отражающая интересы государственного

(партийно-государственного) аппарата, а также — отчасти — интересы

представителей разного рода маргинальных групп, деклассированных элементов,

из которых в значительной степени этот аппарат и формируется.

В литературе различают два "классических" типа тоталитаризма — правый

(фашизм, национал-социализм) и левый (сталинизм, маоизм). Их

противопоставление игнорирует общность внутренней природы обоих явлений,

прежде всего огосударствления основных сфер жизнедеятельности общества,

неограниченной власти государства над человеком, в т.ч. и через механизмы

идеологической обработки. Наличие этой, самой характерной, черты

тоталитаризма позволяет отличать его от авторитарного режима.

Следующие "родовые" черты в совокупности определяют тоталитаризм при

всем разнообразии его этнонациональных, цивилизационных личин:

а) неприятие демократических прав и свобод — слова, печати, собраний,

объединений и т.д.; б) всевластие (включая монополию на информацию)

корпоративных организаций иерархического типа; в) государственная и/или

находящаяся под жестким бюрократическим контролем частная собственность на

средства производства, по крайней мере — на основную их часть; г)

административно регулируемый характер экономики, в т.ч. централизованное

распределение сырья, продукции, значительная роль принудительного труда и

внеэкономического принуждения в жизни общества; д) официальная

регламентация всех сторон жизни общества и человека, включая ограничения в

одежде, передвижении, проведении досуга и т.д.; е) мощный репрессивный

аппарат, использующий методы физического и психологического террора по

отношению к массовым и даже элитным группам; система всеобщей слежки и

"стукачества"; развитая сеть тюрем и концлагерей с антигуманными методами

содержания; ж) мессианская государственная идеология, долженствующая

распространиться (вместе с ее носителями) по всему миру или хотя бы в его

значительной части; з) агрессивный характер внешней политики, сочетающийся

с самоизоляцией страны (закрытое общество); и) милитаризация экономики и

всего общества, перманентное применение насилия (полицейского и армейского)

во внутренней политике; к) общенациональный, наделяемый сверхъестественными

качествами правитель (вождь) как ключевой элемент политико-идеологической

системы[20].

Неверен вульгарный марксистский подход к государству как "органу

диктатуры господствующего класса" ("капиталистов", "пролетариата").

Например, в некоторых восточных тоталитоидных деспотиях господствующий

класс может в целом совпадать с госаппаратом (это Маркс относил к чертам

"азиатского способа производства", не излагая систематически сущность

понятия). Но и при других вариантах исторического развития госаппарат очень

часто становился самостоятельным по отношению к обществу организмом,

паразитирующим на этом обществе для удовлетворения своих собственных

кастовых интересов и потребностей. Это ярко проявлялось и в царской России,

где по некоторым параметрам автократия сближалась с тоталитарной формой:

аристократия — бюрократия тормозила и выхолащивала реформы.

В результате большевистской, фашистской (антилиберальной) и других

подобных революций к власти приходят новые элиты. При всей

противоположности политических позиций — от праворадикальных до

левоэкстремистских, их объединяет стремление поставить себя с помощью

государственной машины над всем обществом, включая и ранее господствовавшие

классы. Представители этих классов если и сохраняют свои экономические и

политические позиции при тоталитаризме, то лишь за счет интеграции в

бюрократический аппарат. Так, в нацистской Германии было проведено

огосударствление управления экономикой, при котором капиталисты назначались

"фюрерами" своих предприятий.

Заблуждение думать, что тоталитаризм держится только на страхе и

прямом насилии. Не менее важную роль играет система социальной демагогии,

идеологических иллюзий, манипуляций, с помощью которых затушёвывается

противоположность интересов правящей элиты, привязавшей к себе другие элиты

системой "приводных ремней", и общества. В сознание атомизированных масс

внедряется всеохватывающая мобилизационная идеология, обращенная не столько

к разуму, сколько к чувствам, инстинктам. В коре головного мозга человека

создается зона устойчивого патологического возбуждения, которая не

позволяет ему адекватно воспринимать сигналы окружающей действительности.

Ядро тоталитарной идеологии — одна "великая идея", представляемая как ключ

для простого решения всех проблем. "Упаковка" такой "сверхценной" идеи

может быть различной — классовой, национальной, расовой, религиозной, но

характер ее определяют три обязательные черты:

1) Обращённость в будущее. Тяготы сегодняшнего дня рассматриваются

лишь как необходимые временные жертвы на пути к "светлому" завтра,

доступному только носителям «великой идеи» ("а паразиты — никогда!").

2) Образ «врага». Он злобно ненавидит "великую идею", какие-либо

соглашения и компромиссы с ним принципиально невозможны. Этот враг —

абсолютно вне моральных норм, он беспредельно жесток, коварен" и

беспощаден. Что особенно важно — враг вездесущ, у него везде есть тайные

приспешники, в т.ч. и среди мимикрирующих под приверженцев "великой идеи";

Все неудачи на пути к её осуществлению объясняются кознями этого врага.

3) Идеализация, сакрализация государства, государственной партии, их

лидера — Великого Вождя. Они выражают дух народа, воплощают в жизнь его

чаяния и мечты. Поэтому народ должен беззаветно им верить, вручить им свою

жизнь и безопасность, неограниченные полномочия по искоренению врагов

"великой идеи". Вообще, поскольку все граждане государства являются

частицами одного общего великого начала, то интересы управляемых и

управляющих якобы полностью совпадают, какой-либо контроль со стороны

общества над госаппаратом совершенно излишен.

"Великая идея" иррациональна и часто мистична, глубоко противоречит

действительности, поэтому для нее смертельно опасны плюрализм, любая

критика, конкуренция с другими идеями и в особенности — объективная

информация о положении дел в обществе и в мире. Известно, что тайна,

исключительное владение и контроль над информацией — естественная стихия и

необходимое условие существования любой бюрократии. Это условие

тоталитаризм доводит до абсурда: устанавливаются режим строжайшей

секретности, жесточайшая государственная монополия на информацию и цензура.

Напротив, широко развита дезинформационная стратегия, в т.ч. преувеличение

любых достижений. Публично сообщается лишь то, что способствует закреплению

в массовом сознании постулатов "великой идеи". Мощный пропагандистский

аппарат выполняет задачу мифологизации этого сознания, программирования

мыслей и поведения людей. "Великая идея" превращается в квазирелигию,

нуждающуюся в своей церкви. Монопольная партия, помимо основной задачи

(поддержание согласия "в верхах"), выполняет совместно с организациями-

сателлитами, профсоюзами, молодежными, корпоративными структурами функцию

"приводного ремня" от элит к "низам". Мощнейший карательный аппарат активно

участвует в поддержании императивов государственной идеологии и

информационной диктатуры, в борьбе против "опасных мыслей" путем

физического уничтожения или изоляции их носителей. Однако репрессии

систематически обрушиваются и на вполне лояльных режиму людей. Это создает

стойкую атмосферу всеобщей подозрительности. Страх должен так глубоко,

парализующе влиять на психику, на подсознание, чтобы человек рефлекторно

отталкивал бы даже мысли о противоречиях окружающей жизни.

Информационная диктатура открывает колоссальные возможности для

манипулирования сознанием. Заглушаются интересы людей, обычно побуждающие

их к борьбе за социальные и профессиональные требования, чувство

солидарности. В сочетании с деятельностью карательных органов это позволяет

практически сводить на нет всякие проявления протеста граждан против

тоталитарных порядков. Создаются самые благоприятные условия для

эксплуатации государством части трудящихся методами внеэкономического

принуждения. Реставрируются отношения рабства (труд заключенных) и

крепостничества (инфеодализация беспаспортных колхозников в СССР,

остарбайтеры в нацистской Германии и т. д.).

Возврат к средневековью происходит также в области морали и права.

Равенство граждан перед законом на практике отрицается, все населениё

делится на несколько сословно — правовых категорий. В целом тоталитаризм

можно считать особой формационной флуктуацией, когда происходит реставрация

исторически отживших социальных порядков на новой экономико-

производственной и технологической основе. Устойчивость же режима

обеспечивается за счет целенаправленной деформации личности, извращения

человеческой природы. Недаром абсолютно все тоталитарные режимы в той или

иной форме выдвигают цель "создания нового человека".

Любой госаппарат (даже в стране с самыми демократическими традициями)

стремится максимально расширить свои функции и полномочия, увеличить

контроль над общественными делами, сокращать гражданский контроль над

собой. Любое государство выступает (хотя бы отчасти) в роли

самостоятельного эксплуататора, т. е. содержит в себе тоталитарные

потенции. Но для их реализации необходима, прежде всего, вера значительной

части граждан в необходимость и благодетельность всеобщего государственного

контроля за жизнью общества, т. е. "великая идея". Эта идея в любом ее

варианте не может быть ни пролетарской, ни крестьянской, ни буржуазной, так

как она, по сути, не выражает интересов ни одного из массовых слоев

общества. Но "великие идеи" легко усваиваются и поддерживаются маргиналами.

Чем выше уровень маргинализации общества, тем вероятнее его скатывание к

тоталитаризму.

Для представителей маргинальных групп особенно характерны культурная

неукорененность и связанное с этим острое чувство социальных

неполноценности и отчуждения, гремучая смесь забитости и агрессивности,

болезненно-извращённое ("обиженное") восприятие окружающего мира, вера в

чудеса. "Великая идея "манит маргиналов легкостью социально-психологической

адаптации к реальности: все люди делятся на "своих" и "чужих"; в твоем

печальном положении виновны только враги (буржуи, империалисты, коммунисты,

масоны, евреи, неверные и т.п.), сам же ты предназначен к светлому

настоящему и будущему уже своей "анкетой" (как пролетарий, ариец, истинный

мусульманин и т.д.); необходимо лишь уничтожить врагов ("до основания!"),

вверить заботы о себе "родным" партии и государству с их патерналистским

участием, которые автоматически обеспечат тебе счастливую жизнь, снимут с

тебя груз социальной, правовой, моральной ответственности в обмен на полную

лояльность[21].

На деле, однако, тоталитарный режим не выполняет своих обязательств

даже перед всеми теми, кто непосредственно и активно способствовал его

утверждению. Движения и партии-знаменосцы "великой идеи" после прихода к

власти переживают, как правило, период радикальной трансформации, очищаются

от лиц, слишком серьезно поверивших в животворную силу "великих идей"

(борьба с реальными, а затем мифическими антипартийными оппозициями в СССР,

достигшая пика в 1937 г.; "ночь длинных ножей" в гитлеровской Германии;

погром хунвейбинов в маоистском Китае и т. п.).

Несомненны "генетические связи" тоталитарного идейного комплекса со

многими воззрениями докапиталистического общества. Прежде всего, это

деление людей по их происхождению (по "крови и почве", "анкетный" принцип).

И в традиционном обществе преобладали представления о приоритете прав

коллектива (общины, корпорации, государства в лице государя) над правами

личности. Но есть и качественные различия. Прежде всего, господствовавшие в

добуржуазные времена религиозные мировоззрения вполне соответствовали

общему уровню развития культуры и производительных сил. И главное — никогда

не ставилось под сомнение естественно присущее человеку стремление

удовлетворять собственные интересы, искать свою выгоду, жить для себя и

своей семьи. Бескорыстие, альтруизм приветствовались практически всеми

мировыми религиями, но вовсе не считались обязательными. Всегда

признавалась обязанность власти соблюдать "изначальные" (по сути — до-

правовые) неписаные законы, обычаи и нормы, следовательно, не исключалась

ее ответственность за их нарушение. Претензий на тотальную же монополию

государства не было даже при абсолютизме.

В основу либеральной идеологии было заложено представление об

изначально неизменной природе человека и, соответственно, присущих каждому

человеку с его рождения правах, неотчуждаемых в пользу государства или

любой другой общности, если только сам этот человек не нарушает такие же

права других людей. Именно эти общие принципы, провозглашенные

просветителями, сделали реальностью общество, основанное на свободном труде

и свободном обмене его продуктов, в т.ч. управленческих и административных

услуг, — общество представительной демократии и рыночной экономики. То есть

из двух исторических тенденций — корпоративизма и житейского индивидуализма

— получила наибольшее развитие вторая; индивидуализм был возведен в

критерий общества. Когда каждый человек предоставлен в первую очередь

самому себе, далеко не все нашли должное применение своей свободе ("бегство

от свободы"). В плане социальной защищенности новое "либеральное" общество

оказалось для многих людей (особенно "маргиналов") шагом назад. Стала

звучать его критика, поставившая принцип равенства (всеобщей социальной

защищённости) выше свободы. Для того же, чтобы обеспечить равенство, нужно

ограничить свободу отдельного человека, не желающего быть, "как все".

Значит, необходимо государство, контролирующее все сферы жизни общества.

Так возникает тоталитарная идеология, представляющая альтернативную

программу общественного развития, являющаяся главным инструментом власти

(идеократия).

Понятно, что равенство, проповедуемое сторонниками тоталитарной

идеологии, получается отнюдь не всеобщее. С одной стороны, есть госаппарат,

пастыри, монопольные выразители "великой идеи", обеспечивающие соблюдение

равенства. С другой, — обязательно попадаются "паршивые овцы", не желающие

быть, как все. Очевидно, что, по сути, тоталитарная идеология — это

трансформированные общинно - корпоративные воззрения феодальной эпохи. Но с

одним принципиальным отличием: с требованием равенства внутри всего

общества. Ясно, что против чужаков и "паршивых овец" можно и нужно широко

применять насилие. Но что делать с большинством граждан новой "Утопии"?

Ведь нельзя же постоянно применять насилие ко всем. Значит, нужно изменить

природу человека так, чтобы он полностью отождествлял интересы общества

(фактически Государства) со своими личными интересами. То есть необходимо

создать "нового человека". В этом и состоит одно из отличий либеральной

идеологии от тоталитарной: просветители настаивали на неизменности

человеческой природы, основную роль просвещения видели не в том, что люди

перестанут стремиться к личной выгоде, а, напротив, в том, что они научатся

определять, в чем именно состоит эта выгода и как наилучшим образом ее

обеспечить.

Было ли пришествие тоталитарных режимов в XX в. неизбежным?

Конкретные социально - политические предпосылки возникновения таких режимов

разнообразны. Это неукорененность и непоследовательность демократии,

атомизация общества в результате быстрого разрушения доиндустриальных

социальных структур и институтов, неспособность правящих элит решать

проблемы модернизации с по мощью механизмов права и свободного рынка,

традиции сакрализации власти, великодержавности и др. В каждом случае роль

и место этих факторов, их сочетание различны. Но их успешное (системное)

использование тоталитарными силами возможно только в чрезвычайных

обстоятельствах, близких к национальной катастрофе. Таковыми стали в начале

века первая мировая война, а затем жестокий мировой экономический кризис

конца 20-х годов, которые наглядно показали несовершенство существовавших

порядков. Именно страны, наиболее сильно затронутые историческими

катаклизмами, оказались в конце концов во власти тоталитаристов.

Вообще, тоталитаризм в любом его проявлении — это проблема изначально

международная. И не только потому, что тоталитарные режимы по самой своей

природе агрессивны. Тоталитарные порядки в Германии и Японии были

ликвидированы в результате разгрома этих стран во второй мировой войне и

последующей их оккупации, в других случаях тоталитарные режимы терпели крах

под напором массового движения в комбинации с действиями "изменившей" этому

режиму части правящей элиты, которая осознавала внутреннее его разложение,

неспособность конкуренции с постиндустриальным миром. Иногда (например, во

Вьетнаме) номенклатура сама может пойти на преобразование тоталитарного

режима в авторитарный, даже при отсутствии мощного давления "снизу". До

некоторой степени именно так в СССР возникло очень сложное и противоречивое

явление хрущевской "оттепели" ("десталинизация" не помешала властям

потопить в крови восстания заключенных в ГУЛАГе, а позднее — мирные

выступления рабочих в Новочеркасске).

Но практически всегда в крушении "устоявшихся" (т.е. переживших

стадию стабилизации) тоталитарных режимов огромную, фактически решающую

роль играл международный фактор — воздействие западных демократий —

воздействие прямое, силовое и еще больше — косвенное, своим примером. Не

вызывает сомнений, что крах партии - государства — КПСС — также был вызван

в огромной степени "ударом" Запада — поражением в холодной войне, прежде

всего технологическим. Неэффективность советской плановой экономики,

вытекавшая отсюда неудовлетворительность качества жизни в СССР стали

очевидными только на фоне постиндустриальных достижений западных

демократий. Вообще, пример извне осознается всеми тоталитарными режимами

как главная опасность. Скорее, отсюда (а не из "великой идеи" как таковой)

вытекают их агрессивность и мессианство, порой трагикомическое ("идеи

чучхе"), политика "осажденной крепости", "военного лагеря".

Возможно и неизбежно ли вообще свержение тоталитарного режима без

решающего воздействия извне? История XX в. не зафиксировала ни одного

случая ликвидации такого режима под воздействием "чисто" внутренних

факторов. Вряд ли такое произойдёт в будущем. Так что ответ может быть

только гипотетическим. Но проблема крайне интересна с общефилософской точки

зрения. Авторы знаменитых романов - антиутопий, давшие средствами искусства

анализ тоталитаризма, — Дж. Хаксли ("Прекрасный новый мир"), Е.Замятин

("Мы") и особенно Дж. Оруэлл ("1984") — предлагают в целом отрицательный

ответ: из тоталитаризма общество не способно выбираться самостоятельно, он

может существовать неограниченно долго, становясь всё более бесчеловечным и

необратимо деформируя саму людскую природу, в т.ч. путём прямого изменения

её биологических характеристик. Так что будущее человечества в случае

установления на Земле всемирной тоталитарной диктатуры рисовалось этими и

другими мыслителями мрачными красками.

На мой взгляд, даже при такой диктатуре ситуация оставалась бы

небезнадёжной. Во-первых, неустранимы противоречия и самая острая борьба

между различными группами правящей бюрократии — "территориальными" и

"отраслевыми", "идеологами" и "хозяйственниками" и т.п. В ходе этой

конфронтации возможен вариант апелляции к "низам" и, соответственно,

последующей "детоталитаризации" режима. Дополнительные противоречия в стан

бюрократии вносит то обстоятельство, что части её (хотя и не очень большой)

приходится выполнять действительно общеполезные функции (например, в

области экологии). Во-вторых, в условиях тоталитарного контроля за

информацией роль мощного идейного оружия против правящей верхушки может

сыграть сама "великая идея", если можно доказать, что её "извратили". Но

свобода толкования "великой идеи" неизбежно приводит к возможности ее

преодоления. В-третьих, человеческая личность способна

самовосстанавливаться, и вообще человеческую природу не так легко

извратить, а чувство самосохранения — подавить. Однако, очевидно, что все

эти варианты не являются обязательными.

Из вышеизложенного можно сделать ряд общих выводов:

а) Проблема тоталитаризма — это, по сути, глобальная проблема.

Любой тоталитарный режим, даже в небольшой и далёкой стране, в наш атомный

век представляет собой серьёзную угрозу всему человечеству.

б) Поэтому на смену принципу невмешательства во внутренние дела

других государств должны придти – применительно ко всем странам мира без

исключения — принципы приоритета прав человека и законности международного

вмешательства в случаях массовых и систематических нарушений этих прав.

в) Устранение угрозы тоталитаризма — это в значительной мере

проблема ликвидации огромного разрыва в уровнях социально - экономического

развития в мире, предоставления отсталым странам и регионам возможностей

подтягивания до уровня передовых, предупреждения войн, экологических

катастроф. В этих целях необходимо максимальное объединение усилий всего

человечества.

г) Международное сообщество должно официально признать опасность

для дела мира распространения любых тоталитарных доктрин, т.е. доктрин,

отрицающих самоценность личности, объявляющих приоритет любых общественных

групп, которые выделяются по "анкетным" признакам (принадлежность к нации,

расе, классу, религии и т.д.), отвергающих политический плюрализм,

нетерпимых к инакомыслию.

д) Если всякое государство несёт зло, то Абсолютное Государство

порождает абсолютное зло. Поэтому необходимо сводить государство к

допустимому минимуму. Государственное регулирование, столь необходимое для

модернизации, не должно вести наше посттоталитарное общество к новым формам

его огосударствления. Жёсткий контроль за государственным аппаратом может

обеспечить только гражданское общество. Его формирование — основная

гарантия от тоталитарного перерождения.

Самый главный вывод: путь к тоталитаризму и пути к свободе заложены в

нашей психической природе. То, куда мы идём, есть результат прежде всего

нашего личного нравственного выбора.

1. ОСОБЕННОСТИ ТРАНСФОРМАЦИИ ФОРМ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВЛЕНИЯ

2.1 ИНСТИТУТ ПРЕЗИДЕНТСТВА В СОВРЕМЕННОМ ГОСУДАРСТВЕ КАК ИНДИКАТОР

ПРОЦЕССА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ

Изучение возникновения и развития института главы государства

(президента) даёт возможность вникнуть в суть изменений, происходящих

сегодня во многих государствах, выделить особенности оформившихся в них

политических режимов, а также в целом осмыслить процесс политических

трансформаций, непрерывно продолжающийся и сегодня.

Ещё раз отметим, что в современной теории государства и права

республики традиционно подразделяются на три типа: 1) парламентские, где

исполнительная власть принадлежит правительству, формируемому парламентским

большинством и подотчетным парламенту, а полномочия главы государства

невелики; 2) президентские, где исполнительную власть возглавляет

президент, которому подотчетно правительство, и 3) президентско -

парламентские, или полупрезидентские, где правительство формируется

парламентским большинством, но при этом несет ответственность и перед

президентом, Обладающим рядом исполнительных полномочий. Это весьма

распространенная, но крайне схематичная и грубая классификация, затемняющая

разнообразие моделей государственного устройства.

Одно из самых известных определений президентских режимов было

сформулировано М.Шугартом и Дж.Кэри. Согласно ему, президентская система

предполагает:

Всенародное избрание носителя верховной исполнительной власти (вне

зависимости от того, является ли таковой единоличным или коллегиальным);

Сроки полномочий носителя верховной исполнительной власти и

законодательного органа фиксированы и не зависят от доверия сторон друг к

другу (т.е. президент не может распустить парламент, а парламент —

низложить

президента, и отсутствует механизм досрочных выборов);

Выборная исполнительная власть назначает правительство и определяет

его состав[22].

Помимо "чисто" президентского, Шугарт и Кэри описывают премьер -

президентский режим (впервые подобные режимы были выделены и изучены

М.Дюверже, который характеризовал их как "полупрезидентские"[23]), который

подразумевает наличие и премьер-министра, как при парламентской системе, и

всенародно избранного президента. Отличительные признаки премьер -

президентской системы:

Президент избирается всенародно;

Президент наделен существенными полномочиями;

Наряду с президентом имеются премьер-министр и кабинет, которые

ответственны перед законодательным собранием.

Под "существенными полномочиями" понимаются не только законодательные

прерогативы, скажем, возможность вынести законопроект на референдум или

оспорить его в судебном порядке, но и право роспуска парламента. Черта, при

пересечении которой режим перестаёт быть премьер - президентским, по

Шугарту и Кэри, — предоставление президенту права единолично решать вопрос

о смещении министров. Наряду с парламентскими, президентскими и премьер -

президентскими режимами как идеальными типами, Шугарт и Кэри выделяют

президентско - парламентские системы, когда полномочия по формированию

кабинета закреплены как за президентом, так и за парламентом, и ассамблейно-

независимые системы, где исполнительная власть назначается парламентом, но

не может быть им смещена[24].

Попытки классифицировать республиканские режимы предпринимались и

отечественными авторами. Например, Н.А.Сахаров подразделяет республики на

президентские, полупрезидентские и парламентские. Однако выделенные им

признаки режимов каждого типа имеют не жесткий, а вероятностный характер.

Так, приводя в качестве образца президентской республики США, автор тут же

указывает, что латиноамериканская и ещё в большей степени афроазиатская

модели президентства совершенно иные. Отличие полупрезидентской системы от

парламентской он видит в том, что в одном случае президент разделяет

исполнительную власть с главой правительства, а в другом исполнительная

власть принадлежит правительству, ответственному только перед парламентом,

но при этом относит ряд стран, где по конституции действует система второго

типа, к полупрезидентским (Чехию, Болгарию, Италию, Литву, Эстонию и

др.)[25]. В результате предлагаемая Сахаровым типологизация режимов есть не

более чем его собственная экспертная оценка.

Таким образом, приходится заключить, что типологизации с

исчерпывающим перечнем признаков, которые бы позволяли безошибочно

классифицировать систему органов государственной власти каждой конкретной

страны, пока не создано. Разумеется, как справедливо отмечали Шугарт и

Кэри, никакая классификация не в состоянии зафиксировать все многообразие

способов разделения властей и объемов президентских полномочий[26]. Но

этого и не требуется. Достаточно обозначить существенные характеристики,

определить границы обобщений и установить жесткие критерии, позволяющие

судить о принадлежности государства к некоему определенному типу.

Основанием для выделения последних должна служить их принципиальная

значимость для политической системы, т.е. модификация любого из критериев

должна вести к образованию иной политической системы. Главное внимание при

выборе критериев следует уделять их влиянию на партийную систему,

поскольку, как обнаружил М.Дюверже, она отражает важнейшие особенности

политического режима[27]. Очевидно, что подобными критериями в первую

очередь будут выступать "системные" принципы — специфика избирательной

системы и порядок формирования органов власти. Что же касается такого

показателя, как распределение функций между органами власти в собственно

законотворческом процессе, то он не является ключевым с точки зрения

формирования основных характеристик политической системы.

На мой взгляд, при классификации систем с институтом президентства

следует исходить из семи перечисленных ниже критериев. При этом нужно

учитывать, что типологизация по данным критериям имеет смысл только в

условиях конкурентной политической среды. Если в стране существует

монополия на власть, то конституционное разграничение полномочий

оказывается формальным и не играет той роли, которая ему отводится в

демократических обществах.

1. Состав избирательного корпуса. Всенародное избрание ставит

президента в совершенно иное положение, нежели избрание парламентом,

поэтому данный критерий считают важнейшим все исследователи института

президентства. Как отмечает известный юрист Д.Л.Златопольский, при выборах

"всем избирательным корпусом страны Парламент и Президент формально

обретают одинаковый статус: в результате этого, естественно, вопрос об

ответственности Президента перед Парламентом, как правило, даже не

возникает"[28]. При прочих равных президент, избранный непосредственно

населением, будет гораздо независимее президента, избранного парламентом.

2. Способ избрания (для президентов, избираемых населением). Выборы

президента по определению являются мажоритарными. Мажоритарная

избирательная система и, следовательно, президентская республика

стимулируют возникновение партий, ориентированных на привлечение голосов

всех слоев населения, что создает благоприятные условия для политического

центризма и стремления к максимальному общественному согласию.

Формула, по которой устанавливается победитель, оказывает серьезное

влияние на характер партийной системы. Общепризнанно, что мажоритарная

система в один тур способствует установлению двухпартийности,

пропорциональная система, наоборот, — многопартийности, а мажоритарная в

два тур — объединению партий в коалиции. При системе относительного

большинства для достижения успеха необходимо заранее определить единого

кандидата для максимально широкого спектра сил. В США это достигается с

помощью института "праймериз", в других странах действую иные механизмы

взаимных консультаций. При системе абсолютного большинства партии, как

правило, в первом туре выступают поодиночке, а во втором поддерживают

согласованного кандидата, формируя различные конфигурации двухполюсных

коалиций.

3. Совмещение/разделение постов главы государства и главы

правительства. Важность этого критерия не вызывает сомнений, так как от

способа формирования правительства во многом зависит организация власти в

стране. Президент, лично возглавляющий правительство, непосредственно несет

ответственность за деятельность всей исполнительной власти. При наличии же

самостоятельного поста главы правительства президент оказывается несколько

в стороне от кабинета и, таким образом, не может прямо отвечать за его

работу. Соответственно, по-разному стоятся взаимоотношения президента и

парламента, президента и правительства, парламента и правительства. Иначе

говоря, расхождения по этому критерию свидетельствуют о существенных

различиях в системе власти.

4. Механизм формирования правительства. Важно не только наличие

самостоятельного поста главы кабинета, но и механизм формирования

правительства, прежде всего распределение полномочий, касающихся назначения

и смещения его членов. Очевидно, что данный фактор имеет решающее значение

с точки зрения иерархического подчинения правительства президенту или

парламенту. Чем важнее роль президента при назначении и увольнении

министров, тем в большей степени он контролирует правительство. Существенно

также, насколько самостоятелен президент при выборе кандидата в премьер-

министры, может ли он по своей воле отправить в отставку правительство.

Если при прочих равных в одной стране президент наделен таким правом, а в

другой нет, то речь идет о разных типах президентского режима, так как

президент обладает там неодинаковым политическим влиянием, и его

взаимоотношения с правительством стоятся на совершенно разной основе.

5. Наличие/отсутствие у президента права распустить парламент.

Значимость данного критерия определяется тем, что наделение президента

такими полномочиями во многом уравновешивает влияние парламента на

формирование правительства, прежде всего его право на вотум недоверия.

Кроме того, если президент уполномочен распускать законодательное

собрание, он может понуждать премьер-министра к компромиссам с партнёрами

по коалиции, прибегая к угрозе досрочных выборов.

6. Наличие/отсутствие ограничений на переизбрание. Включение данного

критерия обусловлено тем, что предоставление президенту права

баллотироваться на новый срок усиливает его властные возможности и меняет

отношение к лицу, занимающему президентское кресло. При этом следует

отметить, что какого-либо влияния на особенности политической системы

продолжительности президентского мандата не было обнаружено, и никто из

исследователей никогда не использовал этот показатель при типологизации

президентских режимов (в большинстве стран президент избирается на 4-5 лет,

и подобное различие явно не существенно).

7. Порядок замещения поста президента (наличие/отсутствие института

досрочных выборов). Порядок замещения поста президента в случае вакансии

оказывает серьезное воздействие на партийную, и шире — на всю политическую

систему. В странах, где не предусмотрены досрочные выборы и при

невозможности исполнения избранным президентом своих обязанностей его

полномочия переходят к следующему по рангу должностному лицу, партии в

состоянии планировать свою деятельность на длительный срок. Более того, им

незачем иметь постоянный актив, который требуется главным образом в период

выборов. Именно благодаря этому обстоятельству и возможно существование

партий — "избирательных машин" без фиксированного членства.

Режимы с досрочными выборами менее стабильны. Поскольку выборы могут

быть назначены практически в любой момент, партиям следует находиться в

постоянной "боеготовности". Соответственно, их актив должен быть всегда

мобилизован, и, чтобы этого добиться, партии иногда сознательно провоцируют

политическую нестабильность и расшатывают государственные институты. Кроме

того, продолжительность досрочной избирательной кампании часто бывает

крайне мала, что затрудняет создание коалиций.

В соответствии с представленными критериями можно выделить следующие

основные, реально существующие типы систем с институтом президентства[29]:

Североамериканский тип. США — исторически первая президентская

республика (создана в 1787 г.). Впоследствии опыт США был использован при

составлении конституций стран Латинской Америки, большинства стран Африки и

многих иных.

Президент США избирается населением (формально — через систему

выборщиков) по однотуровой системе относительного большинства. Он является

главой не только государства, но и правительства, назначает членов

правительства при условии утверждения их в Конгрессе, не имеет права

распускать высший законодательный орган, который, в свою очередь, не вправе

выразить недоверие правительству; не может быть избран более двух сроков

подряд. Механизм досрочных выборов отсутствует, четко оговорен порядок

замещения вакансий.

Латиноамериканский тип. Формально латиноамериканская модель, подобно

североамериканской, основана на разделении властей, однако система "сдержек

и противовесов" здесь развита слабее, а законодательная и судебная ветви

власти по объему прав заметно уступают исполнительной. Хотя в последние

десятилетия этот дисбаланс полномочий постепенно сглаживается, ряд

исследователей определяют, латиноамериканские режимы как "чистый

президенциализм", "легальную диктатуру" и т.д.[30] К данному типу относятся

все страны Латинской Америки, кроме Суринама и Перу.

В странах латиноамериканского типа президенты избираются

непосредственно населением по мажоритарной системе абсолютного большинства.

(В Боливии, если никто из претендентов не набрал в первом туре свыше

половины голосов, его выбирает парламент из числа лидирующих кандидатов.

Ранее такая же система действовала в Чили.) Они возглавляют правительства,

но иногда имеют подотчетного себе номинального руководителя кабинета (в

Аргентине — министр-координатор); назначают членов правительства без

согласия парламента и наделены обширными полномочиями в случае чрезвычайных

ситуаций; лишены права распускать высший законодательный орган, который, в

свою очередь, не вправе выразить недоверие правительству. В большинстве

стран региона запрещено переизбрание главы государства на следующий срок и

в качестве президента, и в качестве вице-президента, причем иногда этот

запрет распространяется и на родственников действующего президента (В

Аргентине и Бразилии повторное избрание президента разрешено).

Конституции латиноамериканских стран не предусматривают досрочных

президентских выборов. Если пост президента оказался вакантным, функции

президента исполняет вице-президент, а при отсутствии такового — глава

законодательного органа либо избранный парламентом временный президент.

Вместе с тем отсутствие поста вице-президента является скорее исключением,

более того, в ряде стран — например, в Панаме, Гондурасе, Коста-Рике и

Перу, — предусмотрено даже несколько вице-президентов.

Французский тип. Классический для полупрезидентских (или президентско

— парламентских) республик строй был установлен во Франции Конституцией

1958 г. Аналогичные режимы действуют также в Алжире, Шри-Ланке и некоторых

других странах.

В государствах французского типа президент избирается населением по

мажоритарной системе абсолютного большинства и является только главой

государства. Правительство подотчетно и парламенту, и президенту; по итогам

парламентских выборов президент назначает премьер-министра и по

представлению последнего — остальных членов правительства. Президент

наделен обширными полномочиями во всех сферах государственной жизни; он

имеет право распускать нижнюю палату парламента и назначать новые выборы, а

также переизбираться на свой пост неограниченное число раз. Предусмотрен

институт досрочных президентских выборов, в преддверии которых функции

президента временно исполняет председатель Сената.

Российский тип. Институт президентства был введен в России в 1991 г.,

полномочия президента регламентированы Конституцией 1993 г. В соответствии

с ней президент РФ избирается непосредственно населением по двухтуровой

мажоритарной системе. Он назначает (с согласия нижней палаты парламента)

председателя правительства, а также — уже самостоятельно — всех остальных

министров и может в любой момент отправить правительство в отставку. При

определенных обстоятельствах президент вправе распустить Государственную

Думу (Дума не может быть распущена в период действия чрезвычайного

положения, при проведении процедуры импичмента против президента и в

течение первого года своих полномочий. Ст.ст. 111 и 117 Конституции

РФ[31]). Вместе с тем, один человек не может быть избран президентом более

двух раз подряд, а в случае вакансии назначаются досрочные выборы.

Как и в государствах французского типа, президент РФ является главой

государства, но не главой правительства. Однако во Франции правительство

формируется парламентским большинством, что уравновешивает право президента

на роспуск Национального Собрания. В России же парламент лишь утверждает

кандидатуру премьер-министра, так что право президента на роспуск

Государственной Думы ничем не уравновешено. Полномочия президента России

превышают и полномочия президента США, ибо, как уже говорилось, последний

ни при каких условиях не может распустить Конгресс, а тот, со своей

стороны, утверждает все персональные назначения в правительстве.

Президентские системы российского типа действуют в Казахстане,

Киргизии, Белоруссии, Узбекистане, Таджикистане, Азербайджане и Армении.

Парламентский тип. Парламентские республики можно разбить на две

группы: условно мягкого типа, при котором президента избирает население, и

условно жёсткого, при котором его избирает парламент. К первой группе

относятся Ирландия, Австрия, Германия, Сингапур, ко второй — Швейцария,

Греция, Израиль, Молдова, Индия и ряд других.

Для парламентских республик характерны: избрание президента

парламентом (в «мягких» парламентарных республиках – населением по

мажоритарной системе абсолютного большинства); формирование правительства

парламентским большинством и ответственность правительства перед

законодательным собранием, отсутствие у президента права исполнительных

полномочий и реального права на роспуск парламента, отсутствие ограничений

на переизбрание на пост президента и наличие института досрочных

президентских выборов.

Можно выделить еще несколько особых форм, отличающихся от

вышеперечисленных по некоторым показателям[32].

Перуанский тип занимает промежуточное положение между

латиноамериканским и французским вариантами и близок к российскому.

Президент Перу вправе распустить парламент, при этом в стране имеется

самостоятельный глава правительства. Подобно президентам России и стран

Латинской Америки, президент Перу самостоятельно назначает членов

правительства, но в отличие от России и Франции при замещении вакантного

поста президента не проводятся досрочные выборы: полномочия главы

государства автоматически переходят к вице-президенту.

Украинский тип правомерно рассматривать в качестве переходного между

французским и российским. Он во многом напоминает российский, однако на

Украине возможности президента прибегнуть к роспуску парламента значительно

уже, нежели в России. Кроме того, хотя президент Украины лично назначает

большинство чиновников, ряд назначений ему надо согласовывать с Верховной

Радой или главой правительства.

Кипрский тип повторяет североамериканскую модель за исключением трех

позиций: на Кипре президентские выборы проводятся по двухтуровой системе,

нет поста вице-президента и существует институт досрочных выборов. Похожая

система действует на Мальдивских и Сейшельских островах, в Грузии.

Южноафриканский тип тоже похож на североамериканский, однако в

отличие от США президент ЮАР избирается парламентом, и имеется институт

досрочных выборов. Аналогичная модель, но без института досрочных выборов,

используется в Индонезии и Суринаме.

Пакистано-турецкий тип сходен с французским, но в странах с подобной

системой президент избирается парламентом и не может претендовать на

переизбрание.

Ливанский тип в чем-то напоминает турецкий, но при этом обладает

выраженной спецификой. В Ливане высшие государственные посты закреплены за

представителями разных конфессий. Президент избирается парламентом, но

обязательно из христиан-маронитов, премьер-министр — из мусульман-суннитов,

председатель парламента из шиитов, а его заместитель и заместитель премьер-

министра должны быть православными. Разграничение власти носит мягкий

характер, и все базовые права осуществляются сообща.

Углубляясь в детализацию, можно выделить еще несколько разновидностей

смешанных систем, например индонезийскую, суринамскую, португало - финскую.

Следует также учитывать, что в ряде стран третьего мира существуют явно

временные формы, которые, скорее всего, постепенно приблизятся к одному из

обозначенных типов.

2.2 СООТНОШЕНИЕ ФОРМ ПРАВЛЕНИЯ

И ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ

Форма правления отвечает на вопрос «кто правит?», политический режим

— «как правит?». Подобный подход позволяет разграничить первое и второе,

так как часто их смешивают (например, тоталитаризм часто называют формой

правления), что делает анализ конкретной политической жизни какого-либо

общества ошибочным и дезориентирует властные структуры и рядовых граждан.

Ещё раз назовём формы правления, известные с античных времен: монархия,

аристократия, демократия, тирания (или похожие на неё деспотия и

диктатура), олигархия, а также отсутствие всякой формы правления, т. е.

анархия, при которой на вопрос «кто правит?» следует, очевидно, ответ:

«никто» или «все правят», что в данном случае одно и то же. Эти формы

правления, известные с Платона, более научны, чем современные понятия

«парламентская республика», «президентская республика», которые, скорее, не

раскрывают, а маскируют политическую суть форм правления, что делается

очень часто в угоду власть предержащим.

Понятие «политический режим» отражает степень и качество контроля,

осуществляемого важнейшими субъектами политики в политической жизни

вообще и в политическом управлении в частности. Как отмечает С. Хантингтон:

«В политическом плане стороны главным образом отличаются не формами

управления, а степенью управляемости». Это понятие очень многозначно:

военный режим, расистский режим, коммунистический режим и т. д.[33]

В реальной жизни формы правления в чистом виде встречаются крайне

редко, чаще мы наблюдаем смешение одних с другими. Например, И.Н.Зернов

писал: «В числе многих парадоксов русской жизни один из самых замечательных

тот, что политически Россия была абсолютной монархией, а в общественной

жизни в ней была бытовая демократия, более свободная, чем в Западной

Европе»[34]. Точно также обстоит дело и с политическими режимами: они

никогда не встречаются по отдельности, но всегда в комбинации с другими.

Даже при подавляющем доминировании какого-либо одного режима правления

всегда остаются в общественной жизни островки, где люди живут по законам

двух других режимов правления. В самых демократических странах существуют

структуры, которые построены на принципах тоталитаризма (например, армия,

монастыри, тюрьмы, которые социологами так и называются: «организации

тотального типа»). И, наоборот, при общем тоталитарном режиме сохраняются

ареалы демократии и авторитаризма или при господстве авторитаризма, как,

скажем, в царской России, существовали ниши демократии (например, сельская

община в деревне). Необходимо учитывать тот факт, что далеко не всегда

официальное название формы правления и режима правления соответствует тому,

что есть на самом деле: политический строй современной Великобритании

называют конституционной монархией, хотя там нет конституции как отдельного

свода основных законов государства и монархия сохранилась лишь как дань

традиции, т. е. и монархии как формы правления там тоже нет.

Ещё большую неразбериху вносит совпадение двух понятий: демократии

как формы правления и демократии как политического режима. Чтобы устранить

этот недостаток мы будем демократию как политический режим именовать

самоуправлением народа (или кратко — санар). В политической теории со

времён Платона и Аристотеля - известны два политических режима:

авторитарный и демократический (санар), которые соответствуют управлению

сверху и управлению снизу.

Управление сверху осуществлялось государством с большей или меньшей

глубиной контроля за жизнeдеятeльностью граждан, а управление снизу —

самими гражданами внутри своих сословий или поселений, и доля последнего

была, как правило, гораздо большей, чем доля первого, так как в те времена

государство не имело возможности охватить всё общество своим политическим

управлением за исключением самых важных для него (государства) процессов и

структур, законы, сбор налогов, армия, полиция, разведка, церковь, другого

режима в прошлые века (кроме этих двух) невозможно было представить.

Поэтому политическая жизнь прошлого с точки зрения режима управления,

представляла собой соотношение — в той или иной степени — авторитаризма и

санара: где-то было больше первого, а где-то — второго. Но в XX в.

появляются благодаря достижениям науки и техники широкие возможности

контроля за обществом и даже манипулирование им со стороны государства, что

ведет в ряде стран к формированию принципиально нового режима -

тоталитаризма.

Тоталитаризм — жесткий политический режим, при котором политическая

власть стремится в максимально возможной степени контролировать и в целом

управлять всей общественной жизнью. Два понятия очень близки по смыслу к

тоталитаризму: монополизм и диктатура, которая определяется К. Каутским как

государственная власть, исключающая всякую возможность оппозиции и ставящая

обладателя этой власти (лицо, корпорацию, класс) выше законов

государства[35].

Тоталитаризм позволяет совершенно исключить появление и существование

любой оппозиции к правящим в этом обществе властям. Из этой связи между

достижениями науки и техники и тоталитаризмом как политическим

режимом вытекает серьёзная опасность: что же в этом смысле может принести

XXI век? Некоторые тревожные признаки уже налицо: появление так называемого

психотропного оружия, генная инженерия и биологическое клонирование

организмов, химическое или психологическое зомбирование отдельных индивидов

и даже групп людей.

Первым, кто сформулировал признаки тоталитаризма, был русский

мыслитель И. А. Ильин. Из девяти признаков тоталитаризма три составляют его

суть и основу. Это монополия на собственность, на власть и на социализацию

граждан (т.е. на освоение ими социального опыта и духовных ценностей). Для

других - стремление воплотить в жизнь идеологическое мессианство — вместе с

тремя первыми дают неполный тоталитаризм. Если к этим пяти признакам

добавить неограниченное насилие и террор по отношению к гражданам, культ

личности вождя, антилиберализм и антидемократизм, материальную и духовную

автаркию и самоизоляцию, то получим полный тоталитаризм.

Если исходить из такого подхода, то в СССР полный тоталитаризм

существовал с начала 30-х гг. до 1956 г. (до хрущёвского доклада на съезде

КПСС), а затем стал неполным, т.к. появилась теневая экономика (т.е.

монополия на собственность дала первую трещину), а также именно тогда

советские люди стали впервые регулярно слушать зарубежные радиоголоса (т.е.

монополия властей на социализацию граждан тоже была нарушена). Позже (с

конца 60-х и начала 70-х гг.) постепенно стали разрушаться четыре из первых

пяти (кроме монополии на власть) признаков тоталитаризма (идея построения

коммунизма была заменена идеей построения и совершенствования развитого

социализма, а в отношении стран социалистического содружества проявлялась

все большая идеологическая терпимость), который всё больше объективно

трансформировался в авторитарный режим КПСС, бывшей своего рода

аристократией в СССР. Если же говорить о периоде до 30-х гг., то

необходимо сказать, что в годы гражданской войны была диктатура Советской

власти, но не было никакого тоталитаризма, не было его и в годы нэпа до

конца 20-х гг. (из-за многоукладной экономики)[36].

Общественному сознанию тоталитаризм всегда преподносится только в

негативном свете, а это не совсем верно, так как тоталитарные режимы в

СССР и Германии формировались объективно и были неизбежны, поскольку

условия, в которых оказались народы этих стран после окончания 1-ой

мировой войны, и недальновидная корыстная политика Англии, Франции и США

(санитарный кордон вокруг СССР и унизительный Версальский договор для

Германии) способствовали этому. Если бы державы-победительницы оказали

Германии помощь вроде плана Маршалла, то, может быть, Гитлер и не пришел бы

к власти в 1933 г. Тем более никакой помощи Запад не собирался оказывать

Советской России, которую считал своим злейшим врагом. Поэтому и в России,

и в Германии остро встал вопрос о выживании этих государств в качестве

самостоятельных и единственным средством спасения оказался

тоталитаризм[37].

Проблема заключается в том, как отличить время, оправдывающее

тоталитаризм, от времени, когда тоталитаризм превращается в тормоз

общественного развития. Это объективный фактор. Другая проблема — в том,

что элита, привыкшая к тоталитарным методам управления, не захочет от них

отказываться. Это субъективный фактор. Именно в эту ловушку попала

политическая элита СССР времён Хрущёва и Брежнева, что в конечном итоге и

привело её к поражению в 1991 г.

Разница между авторитаризмом и тоталитаризмом как двумя политическими

режимами состоит лишь в степени контроля за обществом со стороны

государства, поэтому и общеизвестно, что грань между ними подвижная.

Авторитарному режиму трансформироваться в тоталитарный, чем

демократическому, который противоположен тоталитаризму. Но легче всего

тоталитаризм рождается из анархии, как это было в Германии, когда из

анархии Веймарской республики родился гитлеровский фашизм. Одна из проблем

заключается в том, что в представлении многих граждан и даже специалистов

анархия выглядит как самоуправление народа, т.е. является демократическим

режимом.

И на самом деле анархия есть самоуправление народа, но без всяких

правил. Поэтому разница между ними такова: при анархии степень

управляемости обществом постоянно и заметно снижается, а при санаре по

правилам она растёт или остается на одном уровне. Анархия ведёт к

стабильному снижению уровня жизни большей части населения, хотя кто-то

очень быстро богатеет. Санар же по правилам, т. е. при демократической или

другой форме правления, ведет к повышению уровня жизни (или сохранению

достигнутого) большинства граждан. На непонимании этой тонкости (отличия

санара от анархии) рядовыми людьми и основывается большой обман, который

осуществляют, очевидно, те, кто быстро богатеет.

Если тоталитаризм — это монополия почти во всем, то санар — это

плюрализм почти во всем. Санар наиболее полно проявляется в структурах

гражданского общества, т. е. существует непосредственная связь между

демократическим режимом правления и появлением в политической жизни

феномена гражданского общества как результата зрелого санара. Для

появления гражданского общества необходимы длительный исторический период

развития санара и благоприятная для такого развития форма правления;

демократия или полития (по Аристотелю это сочетание демократии и

олигархии). Народ же, внезапно оказавшийся в условиях демократического

режима, но без демократии как формы правления, может воспринять эту

демократию как анархию и вместо улучшения своей жизни рискует ее ухудшить,

что с очень большой долей вероятности может привести его через некоторое

время к тоталитаризму. Именно так и случилось в первой половине XX в. в

СССР, Германии и Китае. Но в США, где сложились с самого возникновения

этого государства сильные структуры санара, хотя и при господстве аграрной,

а потом и промышленной олигархии, в период великой экономической депрессии

этого сваливания в сторону анархии удалось избежать. Более того, с момента

избрания президентом США Франклина Рузвельта олигархия вынуждена была в

целях сохранения своего господства уступить часть власти народу, которую,

она, впрочем, после Второй мировой войны постепенно себе опять вернула. Что

же касается режима правления в США, то в данный момент трудно говорить о

том, что там самоуправление народа является доминирующим режимом (хотя оно

и сохраняет ещё достаточно сильные позиции). Скорее всего, сегодня в США

господствует авторитарный режим крупных собственников: финансовая,

информационная и промышленная олигархия, которая и диктует свою волю во

внутренней и внешней политике.

Сочетание формы правления и режима правления в развитии даёт

неповторимую политическую историю конкретного государства. Это можно

изобразить графически, если по горизонтальной оси отмечать режимы

правления, а по вертикальной — формы правления. Получившийся график можно

назвать «графиком политической истории» (ГПИ)[38]. Формы правления, взятые

у Платона, расположим в той последовательности, как они сменяют друг друга

у Платона: монархия, тирания, аристократия, олигархия, демократия и

анархия как отсутствие какой-либо формы правления вообще. Под

аристократией в современном мире надо понимать бюрократический слой,

который управляет государством по закону и на пользу самому государству и

народу, в нём проживающему. Если же эта бюрократия начинает «грести под

себя», отодвинув в сторону или вообще позабыв интересы государства и

населения, то, очевидно, она превращается из аристократии в олигархию.

Политические режимы возьмём те, которые рассмотрели выше: авторитарный,

самоуправление народа и тоталитарный. Последовательность, в которой

расположены режимы правления, вытекает из хронологии их возникновения в

практике управления человеческими сообществами. Совершенно очевидно, что

авторитарный режим в политической жизни возникает прежде других, позднее,

на более высокой ступени развития появляется как реакция на авторитарный

режим самоуправление народа и, наверное, впервые это в Европе случилось в

полисах Древней Греции, И, наконец, тоталитарный режим, который, как

отмечалось выше, появился впервые в XX в. Преимущества ГПИ очевидны — это

формализованность, наглядность и возможность сравнивать графики разных

государств. К примеру, составим ГПИ России XX в. (см. Приложение А)

Для периода между 1917 и 1921 гг. характерно состояние анархии

(развал империи, усугубление кризиса временным правительством до катастрофы

на фронте и в столице, Октябрьская революция и трехлетняя гражданская

война) и в то же время переход от авторитарного режима к вынужденному

самоуправлению, что обусловлено бессилием или отсутствием централизованной

власти; для временного отрезка начало — конец 20-х гг. характерно

совпадение демократии и самоуправления народа, т. е. власть народа

посредством самого народа (многоукладность в экономике, экономическая

свобода, реальная власть Советов, политика партии большевиков в полном

соответствии с интересами государства и нуждами населения); затем

формирование тоталитарного режима и формы правления, представляющей

собой соединение тиранической власти Сталина и аристократии (т.е. лучших

людей), функции которой осуществляла ВКП(б); после смерти Сталина переход к

авторитарному режиму партии, которая продолжала играть роль аристократии,

но постепенно скрыто трансформировалась в олигархию; и с 1991 по 2000 г.г.

открытая фаза превращения аристократии в олигархию, которая установила

свой авторитарный режим. С приходом к власти В.В.Путина и т.н.

"петербургской команды" мы наблюдаем обратный процесс.

Превращение аристократии в олигархию произошло в России в полном

соответствии с порядком смены форм правления по Платону: аристократия,

затем тимократия (когда стремление к наживе ещё осуждается в обществе, хотя

она охватывает всё большее число бывших аристократов) и, наконец,

олигархия, т. е. богатство и стремление к нему открыто признаётся высшей

ценностью. Причём все пороки олигархии, отмеченные Платоном и Аристотелем,

присутствуют в нынешней российской, олигархии / аристократии: должности в

государстве получают не по способностям, а по богатству, государство

раскалывается на две враждебные части (бедняков и богачей), что ведёт его

к ослаблению, государство не способно эффективно вести войну, смешиваются

функции граждан, происходит падение нравов молодежи, резко возрастает

уровень преступности, богачи создают такие условия, при которых бедные не

имеют равных с ними прав, так как это защищает богатство первых от

покушений вторых.

Теперь рассмотрим ГПИ Китая, Германии, США и Японии (см. Приложения Б

и В).

Какие выводы напрашиваются из сравнения ГПИ данных государств?

1. Чем стабильнее внутриполитическая жизнь, тем короче и меньше их

ГПИ. Это видно из сопоставления ГПИ России, Китая и Германии, с одной

стороны, и ГПИ США и Японии с другой стороны. Крайним случаем в этом смысле

будет пример Поднебесной китайской империи, где 2 тысячи лет не менялись

форма и режим правления, и ГПИ Китая эти две тысячи лет представлял собой

просто точку на пересечении монархии и авторитаризма.

2. Разбросанность ГПИ, длинные отрезки свидетельствуют о крайней

нестабильности внутриполитической жизни, особенно наличие петель, когда

ГПИ пересекает сам себя. В ГПИ Германии есть длинные отрезки, но нет

петель; в ГПИ России наличествует одна петля, а в ГПИ Китая — целых две. И

кто станет спорить, что из пяти данных держав Китай в XX в. самую бурную

политическую историю, заполненную революцией в начале века, затяжной

гражданской войной, шедшей одновременно с войной против японской

интервенции, второй революцией 1949 г., культом личности Мао Цзэдуна,

«великим скачком» 50-х гг., «культурной революцией» 60—70-х гг.,

междоусобицей после смерти Мао и очень быстрым развитием под руководством

Дэн Сяопина, начиная с 1978 г.

3. Сами по себе любая из форм правления или режим правления ни

хороши, ни плохи, так как важно их сочетание друг с другом. Поэтому смена

одной формы правления на другую (что давно уже замечено) не несет

автоматически народу счастья или беды. Например, очевидно, что наилучшим

будет сочетание демократии и санара, а наихудшим — анархии и санара (т. е.

самоуправление без всяких правил). Все другие сочетания санара с формами

правления (самоуправление по определенным правилам) предпочтительнее,

чем сочетания других режимов правления с какими-либо формами правления.

Говоря другими словами, где самоуправление народа играет в политической

жизни государства заметную роль, там качество принимаемых политических

решений выше и вероятность политических ошибок меньше.

4. Есть сочетания форм и режимов, которые невозможны для

политической истории и, стало быть, недоступны для ГПИ. Например,

невозможно сочетание анархии с авторитаризмом или с тоталитаризмом, также

невозможна комбинация демократии с тоталитаризмом, очень сомнительно, что

возможно существование тирании с санаром. И других запретных точек,

пожалуй, нет.

3 ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ФЕДЕРАЛИЗМА

МИРОВАЯ ПРАКТИКА ФЕДЕРАЛИЗМА

Федерализм как явление международного значения возник с фактическим

обретением независимости крупнейшими английскими колониями — в XVIII —XIX

веках. До этого едва ли не единственным примером государственного

образования федеративного типа являлась Швейцария, где данная форма

государственного устройства была создана на базе конфедерации и обусловлена

действием целого ряда исключительных факторов, приведших к возникновению

уникальной для Европы полиэтнической общности. Примечательно, что

официальное название этого государства до сих пор звучит как Швейцарская

Конфедерация, хотя по существу оно стало федерацией еще в начале XIX века,

когда впервые в этой стране были созданы общегосударственные органы

управления.

За пределами Европы создание федераций происходило путем добровольной

консолидации бывших колоний с преимущественно однородным этническим

составом, что имело место, в частности, в США, Канаде и Австралии. При этом

было вполне естественным и объяснимым нежелание этих колоний при

образовании новых государств лишиться существенной части прав, полученных в

ходе борьбы за независимость. Поэтому федеративная форма государственного

устройства явилась для них практически единственно возможным способом

объединения. В рамках федераций была в целом сохранена сложившаяся к тому

времени законодательная система штатов и провинций и учтены исторические

особенности территориального управления. Федеративная форма правления была

принята ещё и потому, что колонии не могли позволить себе такую роскошь,

как объединительные войны в целях создания централизованных унитарных

государств. С другой стороны, в таких войнах просто не было необходимости

ввиду сильных центростремительных тенденций, возникших в период

противостояния метрополиям.

Как бы то ни было, образование федераций в Северной Америке и

Австралии носило ярко выраженный объединительный характер и явилось

наиболее адекватным способом реализации сложившихся предпосылок к слиянию

бывших колоний на обширных пространствах. Следует учитывать также, что

такие страны, как Австралия и Канада, в развитии своей государственности

прошли стадию доминиона, то есть формального признания британской

королевской власти, и поэтому их федерализм в определенной степени можно

рассматривать как составную часть наследия метрополии.

То же самое относится к Индии, Нигерии, Малайзии и некоторым другим

бывшим британским владениям, а также отчасти и к отдельным колониям Испании

и Португалии в Латинской Америке. Разумеется, фактор колониального прошлого

ни в коей мере нельзя считать основополагающим, однако он, несомненно,

сыграл некоторую роль в выборе этими странами формы государственного

устройства.

В Европе в конце XIX века образование федераций также было

обусловлено объединительными процессами. Наиболее яркий пример — Германия,

где введение данной формы правления явилось своего рода компромиссом между

бывшими самостоятельными государствами и вновь созданными органами

центральной власти. При этом уровень централизации властных полномочий в

этой стране изначально был очень высок, что способствовало быстрому

установлению монархии и существенному ограничению свобод земель и «вольных»

городов.

Большинство существующих ныне федераций было сформировано в период

после окончания Второй мировой войны и до завершения распада мировой

колониальной системы. В Европе в число воссозданных федеративных

государств, которые в 30 — 40-е годы фактически представляли собой

унитарные образования, вошли Федеративная Республика Германия и Австрия.

Новое государственное устройство указанных стран в существенной мере можно

рассматривать как устройство, принятое под давлением держав-победительниц.

Согласно новой конституции ФРГ, каждая из входивших в ее состав земель

признавалась самостоятельным государством. Статья 30 Основного Закона

Германии, в частности, гласит, что «осуществление государственных

полномочий и решение государственных задач являются делом земель, поскольку

настоящий Закон не устанавливает и не допускает другого регулирования»[39].

Не изменило данного положения и объединение Германии в 1990 году.

Территориальная организация бывшей ГДР, включавшая восемнадцать округов,

была преобразована в пять новых земель, которые были объединены принципом

новых федеративных земель. Границы новых административно - территориальных

единиц соответствуют старым, исторически сложившимся до 1945 года.

В последнее время в Европе наблюдается новый всплеск федерализма,

вызванный повышением экономической и политической самостоятельности

регионов в большинстве стран континента, и в особенности в рамках

Европейского Союза. Стремление к преобразованию унитарных государств в

федеративные затронуло крупнейшие европейские центры и сегодня уже

повсеместно воспринимается как объективный процесс.

В Италии, например, недавно была поставлена задача создания

«административного» федерализма, в результате чего предполагается

осуществить дальнейшую децентрализацию государственного управления. Этот

процесс должен затронуть как территориальную организацию государственной

администрации, так и бюджетные отношения между Центром и регионами. Цель

данной административной реформы заключается в том, чтобы применить принципы

частного сектора к работе государственных служб и тем самым повысить их

эффективность. Принятый в связи с этим рамочный закон передает региональным

и местным органам власти ряд полномочий, находившихся ранее в ведении

государства. К числу последних относятся, в частности, услуги в сфере

образования и здравоохранения, предоставление финансовых стимулов для

развития промышленного производства, городское строительство, вопросы

землепользования, общественные работы, защита окружающей среды и другие.

Указанные преобразования можно рассматривать в качестве важного шага по

трансформации унитарной системы государственного управления в федеративную.

В Соединенном Королевстве (которое у нас сплошь и рядом ошибочно

именуют Великобританией) нарастание центробежных тенденций проявляется в

попытках создания собственных законодательных органов власти в исторических

областях, в первую очередь в Шотландии. Это нововведение также будет, по

существу, означать образование нового европейского федеративного

государства с символической монархической властью, что, судя по всему, не

только не устранит сепаратистских тенденций, но может еще более усилить их.

Кроме того, отмена прямого правления Центра в Северной Ирландии может дать

дополнительный импульс к дальнейшему усилению федералистских веяний и в

недалекой перспективе — к пересмотру конституции страны.

В Бельгии поправка к конституции от 1993 года окончательно

зафиксировала новое государственно-правовое устройство страны: «Бельгия

является федеративным государством, состоящим из сообществ и регионов». При

этом была создана весьма сложная многоуровневая система управления: в

состав Бельгии вошли три сообщества (французское, фламандское и

германоязычное), три региона (Валлония, Фландрия и Брюссель) и четыре

лингвистических региона (франкоязычный, голландско (фламандско) язычный,

немецкоязычный и двуязычный столичный регион в Брюсселе). Более того,

многие представители общественных кругов этой страны (особенно во Фландрии)

настаивают на дальнейшем преобразовании государства в конфедерацию, что

означает весьма вероятное появление в ближайшем будущем на карте Европы

новых независимых государств.

Этот вывод сделан мной не случайно, так как в Европе и в мире в целом

наряду с созданием новых федераций идет процесс дробления уже существующих.

Свершившимися фактами стали распад Югославии и разделение Чехословакии,

прекратил свое существование Советский Союз, сохраняется высокая

вероятность выхода из состава Канадской федерации провинции Квебек, что, по

существу, приведет к исчезновению этого государства в качестве

экономического и политического фактора глобального значения.

Усиление федералистских тенденций представляет собой проявление более

обширного процесса — регионализации, которая заключается в повышении

экономической, политической и правовой самостоятельности территорий

(крупнейших административно-территориальных единиц), передачи в их ведение

значительной части полномочий центральной власти. В Европейском Союзе

регионы входящих в его состав стран получают представительство в органах

наднационального регулирования и приобретают возможность оказывать влияние

на политику Сообщества в целом. Термин «Европа регионов» уже достаточно

прочно вошел в лексикон официальных лиц и представителей академических

кругов не только в самой Европе, но и в России. Все большее распространение

получает точка зрения, согласно которой уже в недалекой перспективе

некоторые географические сегменты мирового сообщества необходимо будет

рассматривать как совокупность не государств, а регионов, составляющих эти

государства.

Конечно, трудно отрицать положительный эффект от введения единой

валюты, снижения тарифных и нетарифных торговых барьеров, от облегчения

свободы передвижения людей по территории Сообщества, от сближения

законодательных систем и от других уже осуществленных и намеченных к

осуществлению мер. Однако при всех позитивных достижениях налицо тенденция

к ослаблению органов государственной власти, к окончательному

разгосударствлению экономики и созданию новой, «ячеистой» структуры

общества, в котором каждая из ячеек независимо от других может быть

подвергнута прямому или косвенному воздействию извне.

Источником такого воздействия, согласно широко распространенной точке

зрения, принято считать Соединенные Штаты. Действительно, на общем фоне

ослабления связующих звеньев между регионами в рамках многих крупнейших

государств мира США продолжают выглядеть единым монолитом, демонстрирующим

положительные стороны федерализма. Основополагающим принципом американской

конституции, как известно, является территориальная целостность, а не права

человека, как в большинстве стран «либеральной» Европы и даже в России.

Любая деятельность, направленная на самоопределение отдельных штатов,

пресекается в корне (широкую известность получила, например, акция по

ликвидации горстки сепаратистов в штате Техас). К тому же в эту схему

хорошо вписывается идея однополярного мирового устройства, в котором

американской державе отводится главенствующая роль.

В государственном строе США и способе развития заложено много мин

замедленного действия, включая ярко выраженную этническую неоднородность,

многоконфессиональность, резкие различия между регионами в культурном и

социальном отношении и главным образом федерализм сам по себе. Эти мины при

определенных обстоятельствах могут быть достаточно быстро приведены в

действие, и тогда США окажутся приблизительно в таком же положении, в каком

в конце 1980-х годов предстал казавшийся доселе незыблемым Советский

Союз[40].

Тем не менее, как представляется, речь в данном случае должна идти не

столько о Соединенных Штатах как таковых и об «американском империализме»,

сколько о США как основном месте базирования международных финансовых

кругов, использующих в своих целях административный аппарат и военную мощь

этой страны. Разукрупнение общественных и политических структур в

глобальном масштабе обеспечивает для них если еще не сам контроль над

основным большинством стран мира, то возможность достижения такого контроля

в обозримом будущем. Так как центр тяжести мирового развития уже

переместился из производственно-экономической сферы в сферу финансовую,

основным препятствием для транснациональных финансовых групп остаются

институты власти национального уровня, то есть государства. Поэтому

всяческого поощрения удостаиваются усилия по их разделению и ослаблению, а

попыткам реальной консолидации оказывается активное сопротивление

(наглядный пример — заключение союзного договора между Россией и

Белоруссией).

В результате можно сделать вывод о том, что федерализм, возникший и

распространившийся как объективное явление, сегодня превратился в процесс,

в значительной мере контролируемый так называемым «мировым сообществом» и

международными финансовыми структурами.

Означает ли все вышеизложенное, что федерализм в современных условиях

в конечном итоге ведёт к развалу государственности в большинстве стран

мира? Избегая однозначно положительного ответа на этот вопрос, обратимся к

ситуации, которая сегодня сложилась в области федеративных отношений в

России, и к возможным последствиям происшедших сдвигов для политического и

экономического будущего нашей страны.

3.2 ФЕДЕРАЛИЗМ В РОССИИ

В числе многочисленных «мин замедленного действия», закопанных в

российской политической и идеологической почве, — постулат о неразрывной

связи между федерализмом и национальным государственным устройством. Может

сложиться впечатление, что эту точку зрения разделяют не только виднейшие

политические деятели, но и основная часть населения страны. Она характерна

также для ряда патриотических изданий, не говоря уже о либеральной прессе.

Так, показательно в этом отношении высказывание бывшего председателя Совета

Федерации Е. С. Строева в одном из его телевизионных интервью: «Развитие

федерализма в России является главной составляющей в деле укрепления

государства. С одной стороны, развитие федерализма означает всё большую

самостоятельность регионов, а с другой — даёт возможность объединяться на

благо России».

Даже в этом, на первый взгляд, корректном и безобидном утверждении

имеется серьезное противоречие. Первая его часть представляет собой

постулат, по сути дела, исключающий возможность рассматривать в качестве

главного фактора укрепления государственности какие-либо иные процессы,

кроме развития федерализма. Более того, как бы подразумевается, что таких

процессов вообще не существует и поэтому федерализм в России естествен, как

дневной свет.

В результате можно видеть, что вполне объяснимый реверанс в сторону

федерализма, исходящий от одного из первых лиц государства, может быть

истолкован и в обратном смысле, а именно — как стремление выдать желаемое

за действительное. И дело здесь не только в несовершенстве аргументации:

федерализм уже «автоматически» отождествляется с национальным развитием

России и рассматривается как очередная аксиома, не нуждающаяся в каких-либо

доказательствах.

Все эти рассуждения я привожу здесь для того, чтобы, во-первых,

показать необходимость осторожного отношения к идейным штампам «нового

поколения» и, во-вторых, заострить внимание на проблеме федерализма как

таковой.

Вопрос, как представляется, состоит не в том, хорош или плох

федерализм сам по себе, а в том, насколько он применим и оправдан в

современных условиях для крупнейших мировых держав, и для России в

особенности, и существуют ли другие пути развития национальной

государственности, которые могут быть использованы в будущем.

К настоящему времени в России сформировалась весьма своеобразная

система федеративных отношений (главным образом отношений между Центром и

регионами), которая по своей сути очень близка к государственному

устройству стран эпохи раннего феодализма. Российскому федерализму сейчас

присущи многие, если не все, отличительные черты данной формации, и, кроме

того, был приобретен ряд новых, усиливающих тенденцию к территориальному

дроблению. Наиболее показательным является принятие органами

представительной власти во многих регионах и последующая реализация

законов, противоречащих российской конституции. Количество таких законов

уже исчисляется сотнями, а сам процесс не только не вызывает активного

противодействия со стороны федеральных властей, но и нередко ими

стимулируется. В особенности это касается «прогрессивных» законов, прежде

всего закона о продаже земли, принятого, например, в Саратовской области и

Татарстане. Не вдаваясь в оценку плюсов и минусов данного закона, отмечу,

что он носит основополагающий характер для будущего социально-

экономического развития страны, и принятие его снизу тем более недопустимо,

так как оно коренным образом нарушает единство государственного

юридического пространства и усиливает неравенство в условиях

жизнедеятельности регионов.

Такое положение ещё более усиливает сходство нынешних субъектов

Федерации с ленными владениями, управление которыми, однако, не передается

тем или иным лицам, имеющим особые заслуги перед государством или даже лишь

заявляющим о личной преданности его интересам, а является призом в борьбе

за власть представителей центральной и региональных бюрократических

(зачастую полукриминальных) элит.

Фактически реализуется средневековое право вассалов чеканить

собственную монету, в качестве которой во многих регионах широко

используются разного рода платежные обязательства, векселя, купоны и другие

денежные суррогаты. Это, разумеется, никак не способствует укреплению

национальной валюты и одновременно служит весьма эффективным способом

уклонения от налогов.

В одном из своих телевизионных интервью бывший секретарь Совета

безопасности И. Рыбкин заявил о конституционном праве субъектов Федерации

иметь собственные вооруженные формирования. Вероятно, не вызовет особого

удивления признание нынешней властью за ними права вести локальные

междоусобные войны. Учитывая, что некоторые районы России являются объектом

не только международных, но и внутренних межрегиональных территориальных

споров, такой способ их разрешения не выглядит находящимся за пределами

реальности, тем более что его применение уже имело место (достаточно

вспомнить трагический осетино-ингушский конфликт, не говоря уже о событиях

в Чечне и вокруг нее). Это, пожалуй, станет последним главным атрибутом

феодализма, возвращаемого сегодня в Россию[41].

В то же время поступательное общественное развитие, в том числе в

сфере экономики, как известно, возможно лишь при достижении определенного

баланса между важнейшими компонентами данного общества, баланса, который

мог бы обеспечить динамическое равновесие в рамках той или иной страны на

достаточно продолжительный период времени. Отсутствие в России на

протяжении уже более десятка лет какого-либо развития вообще в значительной

(если не в определяющей) степени обусловлено именно усиливающимся

дисбалансом между основными общественными субъектами.

Вероятно, проблему федерализма необходимо рассматривать именно в

плане взаимоотношений между главными субъектами общества, вновь, но уже с

другой точки зрения выходя за пределы системы «Центр — регионы».

Под общественными субъектами в данном случае понимаются те составные

части общества, которые наделены правовыми полномочиями и способны сами по

себе воздействовать на процесс национального развития в материальной сфере.

По этому критерию могут быть выделены пять главных общественных субъектов:

государство;

региональные органы власти;

местные (районные и муниципальные) органы власти;

предприятие (компания);

личность (физические лица).

В этот перечень заведомо не включаются некоторые значимые социальные

величины: общественные организации (в том числе партии и профсоюзы),

религиозные институты, вооруженные силы и др. Их влияние на моральное и

духовное состояние общества может быть исключительно велико, но, обладая

существенными правами в юридической сфере, они практически (по крайней

мере, на сегодняшний день) не играют никакой роли в сфере экономической и

не могут оказать сколько-нибудь заметного прямого воздействия на

производство материальных благ, при этом лишь косвенным образом влияя на их

распределение.

Что же касается остальных «действующих лиц» в общественном

экономическом развитии, то баланс их интересов может быть достигнут за счет

соответствующего распределения между ними прав и обязанностей в

осуществлении хозяйственной, управленческой и иной деятельности. Иными

словами, столь афишировавшиеся еще недавно договоры о разграничении

полномочий между Центром и субъектами Федерации в идеале должны быть

распространены и на три остальных общественных субъекта. Разумеется, в

реальных условиях такого рода правовые соглашения вряд ли возможны, однако

вся совокупность юридических актов (включая государственную конституцию)

должна быть направлена на достижение некоего устойчивого полицентрического

эквилибриума.

В идеале правовые полномочия должны быть приблизительно поровну

распределены между общественными субъектами. Во многих развитых

государствах, в особенности унитарных, несмотря на некоторые «перекосы»,

можно наблюдать картину, близкую к оптимальной. Такое общество может быть

охарактеризовано как стабильное - сбалансированное. Его стабильность

определяется достаточным удельным весом правовых полномочий государственных

органов власти, а сбалансированность — тем, что ни один из общественных

субъектов не имеет доли полномочий, превышающей соответствующий показатель

для какого-либо другого субъекта в полтора раза[42].

В бывшем Советском Союзе на долю государства приходилось, по меньшей

мере, 70% суммарного объема правовых полномочий общественных субъектов[43].

Такой тип общества может быть назван стабильным - несбалансированным.

Стабильность советского общества по-прежнему определялась исключительно

высоким правовым потенциалом государства. В то же время

несбалансированность сама по себе является серьезным тормозом для

динамичного функционального развития, что в Советском Союзе на протяжении

длительного времени проявлялось достаточно очевидно и выражалось, как

известно, в низких темпах роста в последний период существования СССР, в

неэффективности экономики и нерациональности ее структуры и т. д.

Что мы можем наблюдать в этой области в России сегодня?

«Демократизация» общества и парад суверенитетов начала 90-х годов привели к

тому, что практически во всех российских национальных образованиях были

введены выборные посты президентов, приняты собственные конституции, многие

положения которых противоречат российской, а также множество законов,

направленных на укрепление экономической и политической самостоятельности

территорий, вплоть до провозглашения полной независимости (Чечня). В

«русских» краях и областях этот процесс протекал не столь интенсивно, но в

большинстве случаев привел к сходным последствиям. В результате сегодня

Россия превратилась в разнородный комплект регионов, характеризующийся

очень слабой степенью управляемости сверху. Такие положения конституций

некоторых субъектов Федерации, как, например, право предоставления

политического убежища гражданам иностранных государств (Татарстан) или

обязательное знание коренного языка для лиц, занимающих высокие

административные посты, хотя и встречают вполне понятное раздражение в

Центре, но вялые попытки привести эти законы в соответствие с

государственным Основным Законом (проще говоря, отменить их) в

действительности оказываются малоэффективными. Не выполняется главное

условие существования федерации — превалирование общегосударственных

законов над региональными. Вряд ли будет большой ошибкой утверждать, что

большинство регионов в своей общественно-политической и экономической жизни

сейчас руководствуется, прежде всего, собственными законами, вспоминая о

федеральных лишь в случае возникновения каких-либо разногласий с соседями.

Некоторые видимые успехи Центра в юридических столкновениях с субъектами

Федерации (отмена референдума в Ингушетии о создании независимой

прокуратуры; возобновление Калмыкией выплат в федеральный бюджет и

некоторые другие) были достигнуты не столько за счет законного

использования властных рычагов, сколько путем компромиссов (в том числе на

личностном уровне) с региональными лидерами. В итоге «демократизации»

системы государственного управления несбалансированное российское общество

практически утратило и компонент стабильности.

Как следствие сегодня в России мы наблюдаем тип общества, который

может быть определен как нестабильное - несбалансированное. По оценкам

А.Горохова, на данный момент на государство приходится около 25%

совокупного объема реальных правовых полномочий, в то время как доля

регионов достигла 45 - 50%. Удельный вес остальных общественных субъектов

(местных органов власти, предприятий и физических лиц) по-прежнему остается

на очень низком уровне (приблизительно по 8—10% у каждого). Государственная

правовая основа уже не выдерживает региональной нагрузки, и общество

находится на грани падения в «организационный штопор»[44].

Для придания российскому обществу стабильности иногда предлагается

изменить его основание, иными словами — рассматривать в качестве его

фундамента правовые полномочия не государства, а регионов. Фактически это

означает изменение государственного устройства с федеративного на

конфедеративное. Такой вариант развития событий в России в той или иной

форме неоднократно прогнозировался на страницах зарубежной печати и

считается сейчас весьма вероятным для будущего нашей страны.

Вместе с тем исторический опыт показывает, что в долговременном плане

конфедерация является нежизнеспособным образованием. Обычно вскоре после её

создания происходит либо ее преобразование в федерацию (что особенно

характерно для моноэтнических и сравнительно небольших по территории

государств), либо провозглашение полной независимости ее членов.

Для России переход к конфедерации явился бы благом лишь в одном —

единственном случае: если бы то же самое произошло во всех государствах

бывшего Советского Союза или, по крайней мере, в постсоветских странах,

непосредственно граничащих с РФ. Такая ситуация могла бы послужить основой

для добровольного последующего объединения регионов в новые государства, в

том числе на основе этнических, геополитических, экономических и иных

факторов, причем объединения безболезненного, практически исключающего в

своей основе политические и тем более военные конфликты. За счет этого

Россия могла бы вернуть многие исконно русские земли, «подаренные» в свое

время союзным республикам.

Однако в приграничных государствах СНГ, не говоря уже о балтийских

странах, сегодня не наблюдается ничего похожего. Более того, все наши

соседи более или менее чётко придерживаются линии на укрепление унитарной

составляющей в своем государственном устройстве. Такая процедура, например,

как выборы губернаторов, для большинства из них является непозволительной

роскошью, в том числе и с точки зрения территориальной целостности. Поэтому

сегодня конфедерация для России, скорее всего, будет означать вторую, и,

видимо, необратимую, стадию прогнозировавшегося территориального распада, в

том числе в существенной мере стимулируемого извне. В связи с этим

экстренно необходимым представляется поиск каких-либо иных способов

преодоления кризисной ситуации, сложившейся в системе российского

федерализма.

Часто приходится слышать, что нам необходимо учиться демократии и

федерализму. Важно понять, что у России нет времени на процесс такого

обучения. Если не произойдет радикальных сдвигов в механизмах развития

экономики и в системе государственного устройства, уже в ближайшие годы

страна может быть раздавлена экономически и ликвидирована как

геополитическое целое.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проблема формы государства имеет не только теоретическое, но и

первостепенное практически - политическое значение. От того, как

организована и как реализуется государственная власть, определяющим образом

зависят эффективность государственного руководства, действенность

управления, престиж и стабильность правительства, состояние законности и

правопорядка в стране. Вот почему проблема формы государства имеет весьма

существенный политический аспект.

Своеобразие конкретной формы государства любого исторического периода

определяется, прежде всего, степенью зрелости общественной и

государственной жизни, задачами и целями, которые ставит перед собой

государство. Другими словами, категория формы государства непосредственно

зависит от его содержания и определяется им.

Форма государства в ходе исторического процесса развивается из его

признаков, первоначально выраженных в предпосылках государства. В ней,

прежде всего, воплощается связь населения в политическое целое, т.е. те

публично-властные отношения, которые позволяют рассматривать государство

как объединение индивидов, одномасштабное обществу, основанному на обмене

товарами и деятельностью. В форме государства воплощается природа и

организация публичной власти — системы учреждений, управляющих делами

общества.

Сказанное выше объясняет, почему теорию и историю форм государства

нельзя рассматривать и изучать отдельно. Теория отвечает на вопрос, как

организована власть в государстве, какими органами она представлена, каков

порядок образования этих органов, сколь длителен период их полномочий,

наконец, какими методами при этом происходит осуществление государственной

власти. История же объясняет, какая из известных форм государства наилучшим

образом подходит данному народу в данное время.

В своей работе я постарался уделить внимание и теории, и истории,

поскольку только на стыке наук мы можем воссоздать по-настоящему глубокую и

подробную картину общественно - политических и исторических метаморфоз.

История государственности открывает перед нами невероятное разнообразие

реально существовавших и существующих ныне политических институтов. Лишь

подходя к этому вопросу с позиций теории государства и её методов, мы

сможем выделить и обобщить закономерности изменений как эволюционного, так

и революционного характера, происходивших в мировой истории

государственности. Только делая осознанный выбор, мы можем уберечь себя от

внутригосударственных и международных конфликтов и кризисов, только

опираясь на многовековую историю политического развития человечества, мы

сможем сократить риск неконтролируемых и необратимых изменений в самой

структуре государства и общества.

В начале этой работы я ставил перед собой ряд теоретических задач, и в

заключении мне хотелось бы выделить и подытожить узловые моменты

проведённого мною исследования.

1. Представив эволюцию политических режимов с древности до наших дней

и выявив закономерности перехода посттоталитарного общества к

демократическому, я постарался приложить логику исторического развития к

нынешней ситуации в России, всё ещё находящейся в процессе авторитарных

трансформаций и наметил возможные пути развития политической ситуации в

нашей стране, опираясь на противоречия и реалии постсоветского периода.

2. Раскрыв основные условия и предпосылки появления тоталитаризма,

исследовав узловые сходства и различия конкретных тоталитарных режимов,

существовавших в XX веке, я сделал ряд выводов, изложенных выше и имеющих,

на мой взгляд, немаловажное значение для предупреждения и ликвидации угрозы

тоталитаризма сегодня и завтра, что по-прежнему остаётся, как показывает

политическая реальность, одной из главных проблем, стоящих перед

человечеством.

3. Исследовав эволюционные и революционные изменения в форме

правления, обращая при этом особенное внимание на различия в правовом

статусе главы государства (президента), я отметил некоторые закономерности,

позволяющие лучше понять суть изменений, происходящих в современных

государствах, а также осмыслить процессы трансформаций не только как смену

политического строя, но и как попытку синтеза различных моделей и идей,

обращение к уже имеющимся аналогам и поиск новых институциональных

механизмов.

4. Исследовав политическую историю России, Китая, Германии, Японии и

США в XX веке и построив графики политической истории этих государств, я

вывел из их сравнения основные закономерности соотношения политических

режимов и форм правления, реально существовавших там за последние сто лет,

что, на мой взгляд, само по себе представляет несомненный теоретический

интерес.

5. Исследовав изменения в форме территориально-государственного

устройства, происходившие как естественным, так и насильственным путём, я

выделил важнейшие закономерности и вероятные пути развития федерализма в

нашей стране и в мире, поскольку, на мой взгляд, это один из ключевых

вопросов, стоящих перед Россией и целым рядом восточноевропейских и

азиатских государств. От его решения зависит внутриполитическая

стабильность не только отдельных стран, но и целых регионов, а,

следовательно – и всего мирового сообщества.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Конституция Российской Федерации. М.: Новая волна. 1996. 64 С.

2. Алексеев С.С. Теория права. М.: Бек. 1994. 348 С.

3. Баталов Э.Я. Топология политических отношений. // Полис. 1995. №2.

– С. 8 - 21.

4. Бжезинский З., Хантон С. Политическая власть: США и СССР. М.:

Госюриздат. 1964. 380 С.

5. Васович В.К. Переход к демократии в посткоммунистических странах. //

Вестник МУ. Сер. 18. 1998. №6. – С. 19 – 48.

6. Внук В.К. Влияние распада биполярного мира на кризис региональных

политических систем. // Вестник МУ. Сер. 12. 2001. №2. – С. 42 – 53.

7. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М.: Евразия. 1995. 206 С.

8. Гельман В.Я. Постсоветские политические трансформации: наброски к

теории. // Общественные науки и современность. 2001. №1. – С. 55 – 69.

9. Горохов А. Российский федерализм: кризис и возможная альтернатива. //

Москва. 2000. №4. – С. 146 – 163.

10. Дегтярёв А.А. Политическая власть как регулятивный механизм социального

общения. // Полис. 1996. – С. 108 – 121.

11. Дюверже М. Политические партии. М.: Юридическая литература. 2000. 448

С.

12. Зернов И.Н. Монархия как высшая стадия демократии. // Москва. 2002. №9.

– С. 169 – 177.

13. Златопольский Д.Л. Очерк о новых конституциях в странах Восточной

Европы Азии. М.: Юрист. 1996. 96 С.

14. Зубов А.Б. Унитаризм или федерализм: к вопросу о будущей организации

государственного пространства России. // Полис. 2000. №5. – С.32 – 54.

15. Зубов А.Б. Харизма власти: от современности к древности. // Восток.

1995. – С. 80 – 99.

16. Каменская Г.В. Больше федерализма – больше демократии. // Вестник МУ.

Сер. 12. 1997. №4. – С. 71 – 85.

17. Касымбеков М.Б. Особенности института президентства в странах второго и

третьего эшелонов модернизации. // Социально – гуманитарные знания.

2002. №3. – С. 247 – 257.

18. Качоха В. Проблема общего блага в современной демократии. // Вопросы

философии. 2000. №9. – С. 57 – 64.

19. Керимов Д.А. Философские проблемы государства и права. М: Госюриздат.

1984. 448 С.

20. Краснов Б.А. Теория власти и властных отношений. // Социально -

политический журнал. 1994. №3. – С. 83 – 105.

21. Кудрявцев Ю.А. Политические режимы: критерии классификации и основные

виды. // Известия ВУЗов. Правоведение. 2002. №1. – С. 195 – 205.

22. Кынев А.В. Институт президентства в странах Центральной и Восточной

Европы. // Полис. 2002. №2. – С. 126 – 137.

23. Латынов Р.А. Постсоветская Россия и опыт авторитарных демократий. //

Полис. 2000. №4. – С. 169 – 185.

24. Николайчук И.М., Терехов В.Ф. Демократия в стиле «non stop». // Новая

Россия. 1998. №1. – С. 76 – 84.

25. Орлов А.Г.. Президентские республики в Латинской Америке. М.: Юрист.

1995. 72 С.

26. Парамонов Б.И. Низкие истины демократии: демократия и власть. //

Звезда. 1995. №4. – С. 142 – 154.

27. Рассоха И.Н. Тезисы о тоталитаризме. // Полис. 1995. №2. – С. 147 –

155.

28. Ромашов Р. А., Сальников М. В. Авторитарный политический режим: попытка

объективной оценки. // Демократия и тоталитаризм: проблемы

противостояния. М.: Юридическая литература. 1998. 104 С.

29. Рязанцев В.В., Одинцов А.М. Федеративные проблемы российской

государственности. // Вестник МУ. Сер. 18. 2001. №1. – С. 44 – 65.

30. Сафонов В.Н. Соотношение форм правления и режимов правления. //

Социально – политический журнал. 1998. №1. – С. 112 – 121.

31. Сахаров Н.А.. Институт президентства в современном мире. М.:

Юридическая литература. 1994. 192 С.

32. Силин А.А. Философия и психология власти. // Свободная мысль. 1995.

№12. – С. 3 – 14.

33. Симония Н.А. О роли государства в общественном развитии. Запад vs

незападные модели. // Общество и экономика. 2000. №3/4. – С. 4 – 17.

34. Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. 304 С.

35. Фадеев Д.А. От авторитаризма к демократии. // Полис. 1992. №1/2. – С.

117 – 123.

36. Хропанюк В.Н. Теория государства и права. М.:ИПП «Отечество». 1993. 344

С.

37. Шестопал А.В. Из мирового опыта федерализма: федерализм по-американски.

// Общественные науки и современность. 1994. №1. – С. 45

– 70.

38. Шугарт М.С., Кэри Дж. М. Президентские системы. Современная

сравнительная политология. М.: Юрист. 1997. 360 С.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение А

[pic]

Приложение Б

[pic]

[pic]

Приложение В

[pic]

[pic]

-----------------------

[1] Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. С. 51.

[2] Керимов Д.А. Философские проблемы государства и права. М: Госюриздат.

1984.

[3] Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М.: Евразия. 1995.

[4] Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. С.

49.

[5] Алексеев С.С. Теория права. М.: Бек. 1994. С. 108.

[6] Там же. С. 109.

[7] Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. С.

50.

[8] Сафонов В.Н. Соотношение форм правления и режимов правления. //

Социально – политический журнал. 1998. №1. С. 114.

[9] Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. С.

55.

[10] Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. С.

56.

[11] Бжезинский З., Хантон С. Политическая власть: США и СССР. М.:

Госюриздат. 1964. С. 278.

[12] Краснов Б.А. Теория власти и властных отношений. // Социально -

политический журнал. 1994. №3. С. 103.

[13] Каменская Г.В. Больше федерализма – больше демократии. // Вестник

МУ. Сер. 12. 1997. №4. С. 71.

[14] Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. СПб. 1995. С.

64.

[15] Гельман В.Я. Постсоветские политические трансформации: наброски к

теории. // Общественные науки и современность. 2001. №1. С. 58.

[16] Симония Н.А. О роли государства в общественном развитии. Запад vs

незападные модели. // Общество и экономика. 2000. №3/4. С. 16.

[17] Васович В.К. Переход к демократии в посткоммунистических странах. //

Вестник МУ. Сер. 18. 1998. №6. С. 20.

[18] Фадеев Д.А. От авторитаризма к демократии. // Полис. 1992. №1/2. С.

117.

[19] Фадеев Д.А. От авторитаризма к демократии. // Полис. 1992. №1/2. С.

119.

[20] Рассоха И.Н. Тезисы о тоталитаризме. // Полис, 1995. №2. С. 152.

[21] Силин А.А. Философия и психология власти. // Свободная мысль. 1995.

№12. С. 10.

[22] Шугарт М.С., Кэри Дж. М. Президентские системы. Современная

сравнительная политология. М.: Юрист. 1997. С. 87.

[23] Дюверже М. Политические партии. М.: Юридическая литература. 2000.

С. 331.

[24] Шугарт М.С., Кэри Дж. М. Президентские системы. Современная

сравнительная политология. М.: Юрист. 1997. С. 259.

[25] Сахаров Н.А.. Институт президентства в современном мире. М.:

Юридическая литература. 1994. С. 10.

[26] Шугарт М.С., Кэри Дж. М. Президентские системы. Современная

сравнительная политология. М.: Юрист. 1997. С. 255.

[27] Дюверже М. Политические партии. М.: Юридическая литература. 2000. С.

107.

[28] Златопольский Д.Л. Очерк о новых конституциях в странах Восточной

Европы Азии. М.: Юрист. 1996. С. 90.

[29] Кынев А.В. Институт президентства в странах Центральной и Восточной

Европы. // Полис. 2002. №2. С. 136.

[30] Орлов А.Г.. Президентские республики в Латинской Америке. М.:

Юридическая литература. 1995. С. 63.

[31] Конституция Российской Федерации. М.: Новая волна. 1996. С. 46-49.

.

[32] Касымбеков М.Б. Особенности института президентства в странах второго

и третьего эшелонов модернизации. // Социально – гуманитарные знания. 2002.

№3. С. 252.

[33] Дегтярёв А.А. Политическая власть как регулятивный механизм

социального общения. // Полис. 1996. С. 118.

[34] Зернов И.Н. Монархия как высшая стадия демократии. // Москва. 2002.

№9. С. 170.

[35] Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М.: Евразия. 1995. С. 15.

[36] Рассоха И.Н. Тезисы о тоталитаризме. // Полис. 1995. №2. С. 148.

[37] Парамонов Б.И. Низкие истины демократии: демократия и власть. //

Звезда. 1995. №4. С. 144.

[38] Сафонов В.Н. Соотношение форм правления и режимов правления. //

Социально – политический журнал. 1998. №1. С. 117.

[39] Зубов А.Б. Унитаризм или федерализм: к вопросу о будущей организации

государственного пространства России. // Полис. 2000. №5. С.37.

[40] Шестопал А.В. Из мирового опыта федерализма: федерализм по-

американски. // Общественные науки и современность. 1994. №1. С. 63.

[41] Рязанцев В.В., Одинцов А.М. Федеративные проблемы российской

государственности. // Вестник МУ. Сер. 18. 2001. №1. С. 61.

[42] Рязанцев В.В., Одинцов А.М. Федеративные проблемы российской

государственности. // Вестник МУ. Сер. 18. 2001. №1. С. 48.

[43] Горохов А. Российский федерализм: кризис и возможная альтернатива.

// Москва, 2000. №4. С. 161.

[44] Горохов А. Российский федерализм: кризис и возможная альтернатива. //

Москва. 2000. №4. С. 162.